— Не беспокойся обо мне. Лучше скажи, с тобой все в порядке? Ты не пострадал?
— Я ужасно грязный и голодный, но, к счастью, абсолютно здоров. Здесь очень много разрушений, особенно в небольших поселках, и мы помогаем чем можем.
— Пожалуйста, береги себя. Не рискуй понапрасну. — Сказав это, Соренза тут же представила, как рушится здание, мимо которого проходит Ник, и его заваливает обломками.
— Я так рад, что ты позвонила мне прошлой ночью. — Его голос стал мягким и вкрадчивым.
— Я тоже, — прошептала Соренза.
— Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю.
Внезапно она вспомнила, что ничего не узнала о состоянии здоровья его друга.
— А что с Марком? — спросила Соренза.
— Лучше, чем думали вначале. — В его голосе звучала беспредельная усталость. — К счастью, больница, где он сейчас находится, не пострадала. Ты не представляешь, как много значит для меня твой вчерашний звонок!
— Ник, ты не сердишься на меня?
— Ни в коем случае, любимая.
Она судорожно вздохнула.
— Как думаешь, когда ты сможешь покинуть остров?
— Надеюсь, скоро об этом станет известно. Соренза, я больше не могу говорить. Скоро увидимся.
Нет-нет, только не сейчас! Она чувствовала, что умрет, если он положит трубку. Но, взяв себя в руки, Соренза выдавила:
— Будь осторожен.
— Обещаю. До свидания, Соренза.
— До свидания.
Несколько минут Соренза сидела, уставившись в пустоту перед собой и вспоминая тот момент, когда он назвал ее любимой. Ну почему она не объяснила ему, с какой стати так глупо вела себя?..
Телефонный звонок прервал ее размышления. Неужели снова Ник? Но звонила Изабелл.
— Прости, Соренза. Ты, наверное, думала, что это он, — прощебетала кузина. — Я звоню сказать тебе, что по телевизору передают новости о циклоне. Может, тебе будет интересно?
Только если покажут Николаса крупным планом, подумала Соренза.
— Спасибо. — Она постаралась вложить максимум бодрости в свой голос. — Я сейчас включу.
Через десять минут у Сорензы подкосились ноги, и она без сил опустилась в кресло.
— Соренза, я уверена, что этому есть разумное объяснение. Не делай выводов, пока не услышишь, что он тебе скажет.
Она терпеливо слушала Изабелл, которая перезвонила сразу же после выпуска новостей, вежливо соглашаясь с кузиной и убеждая ее, что с ней все в полном порядке. После разговора она долго сидела за столом в своей кухне, пытаясь понять, что происходит. Но так и не пришла ни к какому решению.
Группа журналистов, пробравшихся в гущу событий, передавала подробный отчет о спасательных работах, проводимых на месте стихийного бедствия. В репортаже было особо отмечено, что в экстремальных условиях оказавшиеся здесь туристы проявили незаурядную смелость, помогая пострадавшим местным жителям.
Сердце Сорензы чуть не выскочило из груди, когда она неожиданно увидела в кадре Николаса. Она напряглась, нервы ее натянулись как струны. Он помогал извлекать пожилого мужчину из-под обломков лачуги, которая, видимо, служила ему домом, пока на нее не свалилась огромная кокосовая пальма. Часть крыши упала так, что он оказался как бы под навесом и практически не пострадал.
И тут взгляд Сорензы выхватил из толпы суетящихся людей знакомую пышнотелую брюнетку, которая, совершенно не стесняясь камеры, бросилась на шею Николасу и припала к его губам. Затем показали маленькую девочку, которая прижимала к себе белого ягненка. Но перед глазами Сорензы по-прежнему стояли две обнявшиеся и целующиеся фигуры.
Она судорожно перевела дыхание. Даже Изабелл вынуждена была признать, что поцелуй отнюдь не выглядел дружеским.
Конечно, Соренза понимала, что брюнетка имела полное право находиться там, ведь пострадавший Марк Коул и его жена были ее друзьями. Да и Николаса она знала уже очень давно. Но поцелуй…
У Сорензы заломило все тело, как при гриппе, но это был не вирус. Впрочем, может, и любовь можно назвать вирусом?
Так как же быть с тем решением, которое она приняла всего двадцать четыре часа назад? Надо было срочно заставить себя руководствоваться логикой и здравым смыслом. Что очень трудно сделать, когда не только она, а еще сотни тысяч людей видели на экранах своих телевизоров, как человек, которого она любит, обнимает другую женщину…
Стоп! Во-первых, эта женщина сама повисла на нем. Во-вторых, Николас наверняка объяснит, почему эта особа посчитала себя вправе вести себя с ним так, а не иначе. Невозможность связаться с ним немедленно и спросить, что, черт возьми, происходит, бесила Сорензу.
Молодая женщина встала и решительно направилась в ванную. Умывшись холодной водой, она выпрямилась и взглянула на себя в круглое зеркало над раковиной. Оттуда на нее смотрели опухшие от слез глаза, и даже самые любящие родственники отметили бы сейчас, что ее лицо, все в красных пятнах, выглядит ужасно.
Все, с меня хватит! — решила Соренза и, набрав в легкие побольше воздуха, произнесла вслух:
— Я устала. Я больше не буду плакать. Ник скоро позвонит, и я прямо спрошу его обо всем. Я не собираюсь притворяться, будто ничего не видела. Я посмотрю ему в глаза и сразу пойму, если он лжет.
Хотя ее первым желанием сейчас было убежать, убежать от всего — от обязательств, от выяснения отношений, от Ника, от любви, Соренза понимала, что это не выход. Она взрослая женщина, а не напуганный, растерявшийся ребенок, потерявший родителей, или подросток, чью любовь безжалостно втоптали в грязь. Она должна пройти через это испытание с гордо поднятой головой. Никаких истерик, но и никакого притворства. Она выложит ему все начистоту.
Соренза внезапно вспомнила, как часто закрывала глаза на измены Саймона, не веря в его подлость. Но Саймон, как утверждал Николас, был моральным уродом с неустойчивой психикой. Ник… О, Ник! Пожалуйста, сделай так, чтобы у меня не осталось никаких сомнений!
Он позвонил на следующий день.
— Я лечу домой, Соренза.
Ей понравилось, как он сказал «домой». Но она не позволила себя обольщаться на его счет.
— Самолет прилетает в семь вечера во вторник.
— Хочешь, я встречу тебя? — предложила Соренза.
— Я надеялся, что ты так скажешь.
Николас улыбался, она чувствовала это, и на мгновение Сорензу охватило негодование: как он смеет веселиться, когда она чувствует себя самой несчастной на свете!
— Как идут восстановительные работы? — поинтересовалась она.
— Нормально. Конечно, тяжело смотреть на бедных, которые потеряли последнее, что у них было. Но они все такие дружные и сплоченные. Семья здесь много значит, и это главное.