— Я просто хотела, чтобы ты знал: у меня есть два верных предложения о покупке дома, они лежат у меня на столе.
— Два? У нас будет аукцион? — устало спросил он. Видимо, он совсем не обрадовался перспективе.
— Все не так просто. Одно — от заокеанского покупателя, который ищет дом за городом в дополнение к лондонским апартаментам… Он предлагает высокую цену.
— Так прими его предложение!
— Второй покупатель предлагает не такую высокую цену. Мне удалось в ходе переговоров немного поднять ее, но она все еще на полмиллиона ниже, чем у первого покупателя.
— Тогда почему ты вообще о нем упоминаешь?
— Потому что само по себе второе предложение гораздо лучше. Второе предложение поступило от цифровой компании, чей главный офис располагается на другом берегу реки. Они расширяются, поэтому им нужно больше места, но с той стороны есть некоторые ограничения. Дело в том, что многие их сотрудники живут здесь, их дети ходят в местные школы, так что они не хотели бы переезжать.
— Тогда, может быть, им стоит назначить цену повыше?
— Она ниже, но вообще-то само по себе их предложение стоит большего. Мне удалось оговорить, что коттеджи, которые находятся на территории Хедли-Чейз, не тронут, так что тебе не придется заниматься переселением их обитателей. В результате чистый доход для тебя будет выше. Расходы на ремонт и содержание компенсируются за счет налога, а в будущем коттеджи можно будет продать. Наконец…
— Есть что-то еще?
— Наконец, — продолжила она, — они знают Гэри; он подрабатывал у них в прошлом, так что они согласны оставить его смотрителем и подсобным рабочим. Ему дадут оклад и премию. На такое он и рассчитывать не мог, работая в имении твоего деда.
Когда от цифровой компании пришло первое предложение, она сразу же поняла все его преимущества. Такое будущее гораздо лучше для деревни, для людей, за которых Дарий чувствовал себя в ответе. Кроме того, она выбила дополнительные льготы. Такой сделкой можно гордиться! В результате Хедли-Чейз не только будет процветать, но и у Дария сохранится связь с «фамильной» деревней.
— Их топограф только что ушел, — продолжала Наташа. — Скажи «да», и они переведут деньги на твой счет уже к концу этого месяца. — Она немного помолчала. — Алло? Я тут сама с собой разговариваю?
— Н-нет… — ошеломленно ответил Дарий. — Я просто потерял дар речи. Ты необыкновенная женщина, Наташа Гордон. Ты уже все всем доказала. Навсегда.
— Спасибо… — У Наташи от волнения сел голос. — Ну, тогда я, наверное, сообщу Рамзи все детали, да?
— Да… наверное.
— Дарий, ты правда этого хочешь? Если ты вдруг передумал продавать Хедли-Чейз, так и скажи.
— С чего вдруг? Хедли-Чейз — последнее место на земле, где я хотел бы жить.
— Не знаю. Ты какой-то… шершавый, колючий.
— Правда? Может, ты меня намылишь и разгладишь?
В его предложении ей послышалось что-то решительно отталкивающее. Оно прозвучало так, как будто он хотел ее и сам себя ненавидел за это желание. Или, может быть, как будто он хотел, чтобы она его ненавидела. Как бы там ни было, вся ее радость вдруг куда-то улетучилась.
— Я думала, ты работаешь, — уклончиво ответила она, понимая, что лучше всего решительно отказать ему. Но она не могла себя заставить сказать ему «нет».
— Как хочешь, — последовал его ответ, в котором ей послышались нотки облегчения.
— Так я звоню Рамзи? — спросила она. — Чтобы скорее дать ход делу… — Он не отвечал. — Дарий! Ты меня слышишь?
— Да, — ответил он наконец, сухо и деловито. — Работа выполнена. Пора подумать о твоем гонораре.
— Имеешь в виду бронзовую статуэтку?
Наташа проглотила подступивший к горлу ком. Нет. Он все сказал. «Работа выполнена». И они оба понимали, что речь идет не о продаже дома. Но после всего, что они вместе пережили, после всего, чем они друг с другом поделились, она никак не могла сидеть перед ним в качестве натурщицы, получающей почасовую оплату.
— Ты и так достаточно сделал. Интервью, которое ты дал Кевину Роузу, выше всяких похвал. Помочь тебе вывезти из дома вещи? — предложила она. — Я видела там кое-какую симпатичную мебель. — Она сидела за столом его бабушки и думала о том, что, если бы она могла себе это позволить, кое-что она точно у него купила бы.
— Нет. Оттуда мне ничего не нужно. Рамзи сам разберется.
— Ничего? Правда? — Она откинулась на спинку стула. Интересно, откуда взялась фотография его матери? Ее могла прислать только бабушка. Наташа погладила рукой полированную столешницу. Однажды в передаче, посвященной антиквариату, она видела такой стол… В нем был потайной ящик.
Дарий долгое время смотрел на экран телефона, прежде чем нажать отбой. Он соврал, что работает. Лошадь была закончена, доставлена заказчику. Скоро ее установят на том месте, где она вечно будет прыгать через невидимый барьер.
Он кинул телефон на диван, на котором сидела Наташа в тот день, когда пришла к нему, суля не просто продать его дом… Она смотрела на него своими васильковыми глазами и предлагала отведать ее пирога…
Бесчувственный. Нет, способность чувствовать он не потерял. Наоборот, он только что обрел ее. Нашел что-то такое, чего он по-настоящему никогда не знал в детстве. Нашел то же, что нашел и его отец, потому что, по семейной легенде, дед задумал «идеальный брак». Таким образом он собирался контролировать будущее.
Вот от чего он бежал, став взрослым. Он боялся, что запутается, как отец, и уже не сможет восстановиться. Но как же он ошибался! В любви не теряют себя, а, наоборот, находят. Только в любви можно стать цельным.
Он подошел к глиняной статуе, к которой приступил, вернувшись из Хедли-Чейз, уже понимая, что все кончено. Днем он работал в литейной мастерской, а по ночам ваял эту скульптуру, пытаясь увековечить тот миг, когда она протянула к нему во сне руку.
Ему не нужны были эскизы. Руки уверенно мяли глину, формировали так хорошо знакомые ему изгибы ее тела, ее плечи, ее согнутое колено, волосы, рассыпанные по подушке.
Его пальцы сомкнулись вокруг протянутой к нему руки, которую он не мог видеть из-за слез, застилающих глаза.
— Дарий…
— Наташа?
— Мне нужно видеть тебя. Ты не можешь выделить для меня полчасика?
— Я в студии. Заходи.
Один-единственный последний раз, обещала она себе. Последний раз.
К тому времени, как она приехала к нему, день уже склонился к закату. Дверь студии стояла нараспашку, но солнце висело совсем низко, и внутри было темно.
— Дарий!
Он снимал со стен фотографии лошади, убирал рабочие поверхности. Когда она возникла на пороге, он обернулся, и время как будто остановилось. Сердце выскакивало из груди от радости, только ставшей в сотни раз сильнее при воспоминаниях о каждом прикосновении, каждом поцелуе, каждом мгновении, которое они провели вместе.
