— Спасибо, но в данных обстоятельствах я не могу… — выдавила она. На нее навалилась свинцовая усталость.
— Можешь не волноваться, — насмешливо прервал ее Брет. — Меня рядом не будет. Я возвращаюсь в Англию.
— В Англию? — тупо повторила она. — Но ты же сказал, что приехал сюда насовсем…
— Таким было мое первоначальное намерение. Но я передумал.
— Почему?
— Потому что понял, что Штаты мне больше не подходят.
Она не верила ни единому его слову. Брет всегда любил Филадельфию. И считал ее своим домом.
Почему он внезапно решил вернуться в Англию? В этом нет никакого смысла. Если только…
С трудом шевеля пересохшими губами, она спросила:
— И когда ты намерен это сделать?
— Завтра утром.
Завтра утром! Времени почти не остается. Теперь или никогда… Придется применить шоковую терапию.
Мона вскочила и швырнула на пол бокал с бренди.
— Можешь подавиться своей работой, своей квартирой и своим авансом! Помнишь, что ты сказал мне в четверг? Нет? А я помню! Ты сказал: «Если ты порвешь с Хаббардом и вернешься ко мне, у меня хватит денет, чтобы купить тебе по бриллиантовому кольцу на каждый палец и обеспечить жизнь, о которой ты мечтаешь»!
— Ну хорошо… Если ты так хочешь, я буду платить тебе щедрое жалованье… — согласился слегка испуганный Брет.
— Плевать мне на твое щедрое жалованье! — продолжала бушевать Мона. — Если я для тебя ничего не значу, то не возьму у тебя ни цента! Не нужна мне твоя помощь! Беги, катись!
Брет поднялся и грозно навис над ней.
— С чего ты взяла, что я бегу?
— А разве не так? — вызывающе ответила она. Он шумно выдохнул.
— Ладно, если хочешь, можешь называть это бегством. Но если мы оба останемся в Филадельфии, я за себя не ручаюсь.
Ее душа была готова запеть. Значит, она все-таки была права. Он все еще желает ее! Год назад гордость помешала ей бороться за Брета, и чем это кончилось? Она не собирается совершать ту же ошибку дважды.
Мона подняла на него умоляющие зеленые глаза.
— А мне и не нужно, чтобы ты за себя ручался. Я хочу быть с тобой и делить с тобой постель, пока этого хочешь ты.
— В качестве платы за услуги? — резко спросил он. — Однажды ты сказала мне, что не про-даешься. Я не хочу, чтобы валютой была твоя благодарность.
— Но это не так… — Ясно, что он не верит ей. Она тяжело вздохнула. — Какое тебе дело до моих мотивов? Ты ведь сам признался, что хочешь всего лишь отомстить…
— Это желание умерло, когда я узнал правду.
У тебя очень строгие моральные принципы, но я тоже не лишен их. Я не могу просить тебя сменить одну клетку на другую.
— Но если в этой клетке мы будем вместе, она перестанет быть клеткой.
— С какой стати? Ты не любила Хаббарда и не любишь меня…
— Нет, люблю! — с жаром ответила она.
— Зачем лгать? Когда я спросил тебя об этом, что ты мне ответила? А потом я случайно под-слушал твой разговор с Хаббардом. Он спросил, любишь ли ты меня, и ты сказала «нет».
— Все было не так! — возразила она. — Он сказал: «Не говори мне, что ты любишь Роуда». А я ответила ему: «Не скажу».
— Не вижу разницы. Все равно это бессмысленно. Ты можешь хотеть остаться со мной. Я знаю, что могу пробудить в тебе желание… Но этого недостаточно. Ты из тех женщин, которым нужно выйти замуж за любимого человека, который хочет иметь детей и будет счастлив прожить с тобой всю жизнь. Поэтому самое лучшее, что я могу сделать ради нас обоих, это оставить тебя в покое.
Ради нас обоих… Эта фраза заставила Мону засомневаться. Может быть, она не ошиблась, когда подумала, что Брет помог ей освободиться только ради ее блага? Может быть, она действительно не нужна ему?
Но тут, как луч маяка во тьме, пришло спасительное воспоминание о его нежности, о том, как он называл ее любимой. Значит, хоть что-то он к ней испытывает?
Она решила бросить на кон последний аргумент.
— Есть одна маленькая проблема, — бодро сказала Мона. — Человек, которого я люблю, не желает жениться на мне… А мужчины, которые любят детей, предпочитают любить своих соб-ственных.
Брет прищурился и бросил на нее подозрительный взгляд.
— Будь добра объяснить, что значит твоя последняя фраза.
— Сегодня ночью мы занимались любовью. Причем несколько раз. Я могла забеременеть.
— Что?! — воскликнул он.
— Я могла забеременеть, — четко повторила она.
— Ты же говорила мне, что предохраняешься.
— Это было год с лишним тому назад. Мой гормональный дисбаланс прошел сам собой, и после аварии я не принимала никаких таблеток.
— О Боже… — прошептал ошеломленный Брет.
— Я прекрасно понимаю, почему ты улетаешь в Англию. Мужчины не любят попадать в ловушку. Ничего, как-нибудь справлюсь…
Брет схватил ее за плечи и слегка потряс.
— Если я правильно догадался, то…
— Нет, я не про аборт. На свете множество матерей-одиночек, и они умудряются растить детей.
— Да, это правда. Но я не хочу, чтобы ты стала одной из них. Если ты беременна, мы не-медленно поженимся и…
Мона вырвалась.
— Поженимся? Неужели ты думаешь, что я выйду замуж за человека, который этого не хочет?
— Мона, не говори глупостей. Ты прекрасно знаешь, чего я хочу.
— Ничего я не знаю! Но если ты думаешь, что я выйду за тебя только из-за ребенка, то сильно ошибаешься. Я не собираюсь привязывать к себе человека, для которого ничего не значу. Я прекрасно поняла, что ты имел в виду, когда сказал: «Будь осторожен в желаниях, потому что они могут сбыться»! — Не обращая внимания на попытки Брета прервать ее, Мона выпалила: — Ты обвинял меня в том, что я не люблю тебя, а сам даже не хочешь меня, не говоря о любви!
— Конечно, я люблю тебя, — ответил Брет. Именно это она и хотела услышать. Однако, понимая, что еще не добилась своей цели, она ответила ему:
— Зачем лгать только потому, что я могу родить твоего ребенка?
— Я не лгу тебе. — Он вздохнул. — Бог свидетель, я никогда не переставал любить тебя. Именно поэтому я и не мог позволить тебе…
Мона прижала палец к его губам и нежно спросила:
— Ты действительно любишь меня? Если да, то докажи это. Я устала от слов. — Она подошла к Брету вплотную, обняла за шею и крепко прижалась к его телу. — Пожалуйста, Брет, люби меня…
Какое-то мгновение он медлил, заставив Мону затаить дыхание. А потом поднял на руки и хрипло сказал:
— Осторожнее. Тут все усеяно битым стеклом… Брет отнес ее в свою спальню, положил на широкую кровать и, с трудом сдерживая нетерпение, начал расстегивать шелковую блузку.
Справившись с блузкой, он расстегнул на ней лифчик, зарылся лицом в ее груди и глухо пробормотал:
