— Это что такое? — Джейк привстал на стуле, намереваясь выглянуть в окно.
Она положила руку ему на плечо и ласково, но уверенно усадила обратно.
— Ничего особенного. Просто бульдозер.
— Какой еще бульдозер?!
— Тот, который копает яму для бассейна, — невозмутимо ответила она. — Доедай свои отбивные, дорогой, пока они не остыли.
— Так… какие еще сюрпризы ты для меня приготовила? — пробурчал он.
— Остается один маленький сюрпризик, — обронила она. — Но это потом. Хочешь тушеной картошки?
— Не очень, — ответил он и тут же засмеялся. — Судя по всему, ты трудилась не покладая рук, правда? Горничные, кухарки… А я-то, дурак, думал, что ты не справишься.
— Ты не понимаешь, как сильно я тебя люблю, — улыбнулась она, любуясь его мужественным лицом. — Когда кого-то любишь, то готов сделать ради любимого человека все что угодно.
— Да? — Он хитро подмигнул. — У меня есть кое-какие соображения на этот счет.
— И у меня тоже.
Она нежно коснулась его ладони.
— Джейк… Джозеф, — поправилась она, глядя ему в глаза. Игривость исчезла с ее лица. — У меня будет ребенок.
Джейк подумал, что ослышался. Он сидел на стуле, не двигаясь, и смотрел на нее немигающим взглядом.
— Что? — осипшим от волнения голосом спросил он.
Морин рассмешило выражение его лица.
— Джейк, я беременна!
— Боже мой… Боже мой! — Он вскочил из-за стола, обошел его и подхватил ее на руки. — Когда? Сколько?
— Я на четвертом месяце, Джейк, — радостно ответила она. — Я хотела знать наверняка, прежде чем сообщить тебе. Вчера доктор сказал, что это точно!
На его лице застыла блаженная улыбка.
Неожиданно осторожный кашель прервал их разговор. В комнату вошла миссис Кэндлз, держа в руках пудинг. Заметив выражение их лиц, она тактично улыбнулась.
— Пудинг, — пояснила она. — Замечательная штука для молодых родителей.
— Откуда вы знаете? — изумилась Морин.
— У меня шесть своих, неужели я вам не говорила? Ну ладно, сейчас принесу кофе и пойду к себе смотреть телевизор.
Когда она вышла, Джейк громко расхохотался.
— Она просто чудо!..
…Шесть месяцев спустя Джейк, вернувшись с Морин из роддома, внес в дом нового члена их семьи — Джошуа Макфабера. Роды проходили трудно. Морин потеряла много крови и сил, но была так счастлива, что забыла обо всех неприятностях.
— Вылитый отец, правда? — войдя в дом, спросила она миссис Кэндлз.
— Правда, мадам, — улыбнулась кухарка, наблюдая, как осторожно Джейк обращается с маленьким пищащим свертком. — И глаза, и подбородок…
Когда Морин уже легла в постель, и малыш мирно посапывал рядом с ней, Джейк в который раз взял его на руки и присел на край кровати.
— Надо бы его покачать, — прошептал он.
— Неужели? — Глаза Морин светились нежностью. — Или тебе просто нравится держать его на руках?
— Пожалуй, и то, и другое. — Он прикоснулся пальцем к крошечному сонному личику и почувствовал, что просто переполнен любовью. — Господи, какой чудесный малыш!
— Да. — Морин погладила его по руке. — Я люблю тебя, милый мой. Спасибо, что ты делишь со мной мои заботы.
— Как же иначе — ведь он мой сын, — шепотом ответил Джейк. — Так же как ты — моя жена.
— Ты не жалеешь, что женился на мне? — спросила она сонным голосом.
— Я жалею только о том, что не встретил тебя раньше, — серьезно ответил он, с обожанием глядя на ее усталое лицо. — Я тебе никогда этого не говорил, правда? Даже в постели…
— Ты бы не был сейчас со мной, если бы не нуждался во мне, — уклонилась она от прямого ответа.
— Мне потребовалось много времени, чтобы понять, что такое любовь. — Он говорил спокойным голосом, но сердце его бешено стучало. Он еще раз посмотрел на спящего в его объятиях малыша. — Я понял, что любовь должна быть бескорыстной. Она ничего не требует — лишь отдает. Кто-то сказал, что любовью нельзя управлять, что, если ты покажешься ей достойным, она сама будет управлять тобой. Ты не удивишься, если я скажу тебе, что моя любовь к тебе вот уже в течение долгого времени диктует мне свои правила?
— Наверное, удивлюсь, — прошептала она пересохшими губами.
— Я люблю тебя, — сказал Джейк. Он мог бы этого не говорить — все читалось в его глазах. — Я люблю тебя. Безумно. До самой смерти. Не знаю, когда мои чувства к тебе переросли в любовь, но догадываюсь, когда я это осознал. В тот день я вернулся из Чикаго, ты встречала меня в аэропорту. У тебя был такой вид, как будто я ударил тебя… Я тысячу раз пожалел о том, что сказал тебе перед отъездом. Потом мы вернулись в мою квартиру. Я сказал тебе тогда то, чего никому раньше не говорил. Это произошло, когда мы занимались любовью. Я осознал, что ты самая важная часть моей жизни.
Она слегка покраснела, вспомнив те прекрасные мгновения, и прижалась к нему.
— Мне это было известно про вас с самого начала, мистер Макфабер, — улыбнулась она. — Когда я увидела тебя в первый раз, еще не зная твоего имени, я была уверена, что моя жизнь — это ты.
— Может, будь я механиком, все было бы иначе?
— Может быть. Но я люблю тебя, кем бы ты ни был. И он — тоже, — она прикоснулась к сонному личику. — Ведь он — частичка тебя.
Джейк нервно сглотнул, прежде чем ответить. Для него было непривычно признаваться в любви и говорить о ней открыто и свободно. Но ему это нравилось. Очень нравилось.
— Думаю, я правильно поступил, когда передал моим заместителям часть моих полномочий, — пробормотал он. — Теперь все будет намного проще. Время от времени мне придется уезжать, но, по крайней мере, я буду дома по вечерам и в выходные.
— Джейк!
— Ты удивлена? Я же сказал — я люблю тебя. Какой же я муж и отец, если не бываю дома?
— Но твоя работа…
— Моя работа — не главное для меня. — Он поцеловал ее. — Главное — это ты.
— Мы будем устраивать пикники, — прошептала она, не до конца веря в свое счастье. — И вместе праздновать дни рождения Джошуа.
— И его братьев и сестер, — добавил он серьезно.
Морин затаила дыхание.
— Джейк, дорогой! — шепотом воскликнула она.
— Есть лишь одна загвоздка, — сказал он так мрачно, что Морин на мгновение стало не по себе.
— Что такое? — обеспокоенно спросила она.
— Пожалуйста, попроси миссис Кэндлз, чтобы она перестала готовить куриные отбивные.
— Но это же твое любимое блюдо! — удивилась Морин.
— Да, но не каждый же день в течение месяца, — пробормотал он сквозь зубы.
— Не беспокойся, я спасу тебя, — расхохоталась она. — Она больше не будет их готовить.
