— Фернан! — В голосе Джейн была тень надежды и еще что-то тревожащее его. — Ты не хочешь… сказать мне что-нибудь?
Они смотрели друг на друга — высокий, неотразимо красивый и опасно могущественный мужчина и худенькая, бледнолицая англичанка.
Да, он хотел сказать очень многое! Объяснить, как все было на самом деле, воззвать к нежной, чувственной теплоте, что была в ее сердце, погрузиться в нее, позволить этой ласковой пелене окутать себя.
Он хотел обладать ею, один Бог знал, как он этого хотел!.. Он хотел ласкать ее до тех пор, пока они оба не дошли бы до вершин чувственного наслаждения! А потом начать все снова…
Он хотел, обладая ею, видеть ее лицо, замечать каждое движение, чувствовать, как она отзывается на его ласки…
И он знал, что не имеет на это права! Знал, что ему не следовало приходить сюда сегодня. Это было непростительным потворством собственным слабостям, желанием оправдаться, объяснить необъяснимое…
— Фернан!
Этот взволнованный, горячий шепот невозможно было вынести. Он посмотрел на нее в последний раз, стараясь запомнить каждую черточку ее лица, влажные карие глаза, дрожание губ, которое она с таким трудом пыталась скрыть…
— Прощай, Джейн.
Она ничего не сказала, просто продолжала безмолвно смотреть на него, а Нора еще крепче прижала ее к себе. Фернан повернулся и, не оглядываясь, пошел прочь.
— Я поеду с тобой в аэропорт, — повторила Нора в третий раз за утро. — И не хочу больше ничего слышать! Малыши прекрасно чувствуют себя с Мари и Бланш. Ничего страшного не случится, если они пару раз поедят из бутылочки. Ты же знаешь, Поль тоже за ними присмотрит, а Пьер сегодня должен вернуться пораньше. Так что вокруг них будет плясать целая толпа обожателей.
— Ты уверена? — с сомнением спросила Джейн.
В первый раз после рождения маленьких Фернана и Джейн Нора собиралась оставить их одних, и это о многом говорило. Вообще-то она была совершенно сумасшедшей матерью, ежеминутно проверявшей, как дети спят, и подскакивавшей к ним каждый раз, едва они пискнут. Впрочем, по мере того как близнецы росли и прибавляли в весе, Нора начала понемногу расслабляться, приобрела былую уверенность в себе.
— Абсолютно уверена, — улыбнулась Нора, зная, о чем думает ее подруга. — Кажется, я наконец по-настоящему поверила, что они у меня есть. И отчасти это произошло благодаря тебе, твоей доброте и здравому смыслу. Ведь я не могла поделиться своими опасениями ни с кем, кроме тебя и Пьера. Но Пьер — мужчина, а они устроены по-другому… Мне иногда так нужно было облечь в слова то, что я чувствовала!
— Я тебя понимаю, — тихо сказала Джейн.
— Ты очень помогла мне. И я просто не могу смириться с тем, что не в состоянии помочь тебе!
— Дорогая моя, никто не может…
— Но я не хочу, чтобы ты мучалась, — проговорила Нора. — Он идиот, Джейн, первостатейный идиот! Я не знаю, убить его или пожалеть за то, что он потерял.
То же самое Нора говорила вчера, разрываясь между попытками найти оправдание поведению Фернана и праведным гневом по адресу лучшего друга своего мужа. И хотя Джейн была уверена в искренности подруги, это отнюдь не скрашивало длинный летний день. А главное — ее не покидало ощущение, что Нора чего-то недоговаривает…
Было утро понедельника, а ее самолет вылетал из аэропорта после обеда. Она уже попрощалась с Пьером до того, как он ушел на работу, и с Полем — перед тем, как он отправился на занятия. Прощание с Домиником получилось коротким и сдержанным, и Джейн была благодарна ему за это: у нее с утра глаза были на мокром месте.
— Доминик уже положил чемоданы в машину, так что мы можем ехать, когда ты захочешь, — предупредила Нора, когда они пили по третьей чашке кофе.
— Хорошо. Я хочу только попрощаться с Флобером — он ни за что не простит меня, если я уеду, не повидав его, — сказала Джейн абсолютно серьезно, и Нора также серьезно кивнула в ответ.
— Совершенно верно. Он прекрасно знает, что ты уезжаешь, и последние дни очень расстроен.
Когда Джейн вошла, Флобер сидел на жердочке в комнате Поля, мрачно посматривая на дверь. Его яркий хохолок блестел в лучах утреннего солнца.
— Привет, старина. — Джейн подошла к нему и потрепала по шелковистым перьям; попугай тихо забормотал. — Ты же знаешь, я не хочу уезжать, но у меня нет выбора. Ты понимаешь меня?
— Флобер-р — стар-р-рая умная птичка, — грустно сообщил попугай. — Джейн и Фер-р-рнан. Фер-р-рнам и Джейн.
Боже, неужели он и в самом деле все понимает?! — спросила себя Джейн. Это казалось невозможным, но круглые ясные глаза смотрели так печально и мудро, что она готова была поверить.
— Да, Флобер. Джейн и Фернан… Я бы хотела этого, старая умная птичка, — тихо сказала она. — Действительно, хотела бы. Но, боюсь, на этот раз мне не повезло.
— Не повезло, не повезло. — Флобер произнес это так меланхолично, что Джейн, несмотря на свою грусть, улыбнулась.
Она расстается с этой смешной старой птицей. Она расстается со всеми…
Джейн посмотрела в сад за окнами, залитый жарким июньским солнцем. Небо было сапфирово-голубым, без единого облачка, а воздух напоен ароматом свежескошенной травы. Все кругом было ярким, теплым, светлым — в отличие от того, что творилось сейчас у нее в душе…
— Ты готова?
Джейн не слышала, как сзади подошла Нора, но сумела улыбнуться ей, отвернувшись от окна. Как жаль, что она не могла так же отвернуться от своих чувств…
— Да, готова. — Она еще раз погладила Флобера и вслед за Норой вышла из комнаты.
Аэропорт напоминал все аэропорты на свете — он жил своей собственной жизнью, шумной и деловитой, протекающей независимо от того, сколько маленьких человеческих трагедий разыгрывалось здесь.
Всю дорогу Джейн ощущала себя словно в вакууме, и это чувство не оставляло ее, пока она оформляла багаж и когда ей сообщили, что рейс немного задерживается.
— Нора, ты можешь ехать, правда! — говорила она, несмотря на все протесты подруги. — Я могу преспокойно посидеть здесь одна. У меня с собой замечательная книжка. Я и так оторвала тебя от детей, и меня мучает совесть.
— Нет! — упорно твердила Нора.
— Нора, я серьезно…
Джейн не договорила: внезапно застывший взгляд подруги заставил ее обернуться. В нескольких метрах от них стоял Фернан в черной шелковой рубашке с расстегнутым воротом и черных джинсах. У Джейн перехватило дыхание.
— Фернан! — Нора первой пришла в себя, ее обычно ровный голос на этот раз прозвучал гневно и раздраженно: — Какого черта ты здесь делаешь?!