— Ваши доводы вполне разумны. Я передам вашу просьбу.
— Лучше, если мужчина будет пожилым. Чтобы годился Кэсси в отцы.
— Согласен. — Марк Глэди облегченно вздохнул. В его голове уже сложился план, как все лучше сделать.
На следующий день на кукурузном поле сел бело-голубой вертолет.
Глэди с удовлетворением отметил, что по возрасту гость скорее мог бы быть Кэсси дедом, чем отцом. Почему-то казалось, что голос у этого старца должен быть ломким и шелестящим, как прошлогодние листья. Но на самом деле он оказался мягким и звучным.
— Я замерз как суслик, — сказал доктор, заставив Марка улыбнуться. — Расскажите о пациентке. Меня еще в аэропорту предупредили, что дело очень секретное. Впрочем, могли бы и не затруднять себя. Я всегда оставался верен клятве Гиппократа. — Он зябко поежился и легко зашагал по полю. — Рассказывайте же.
Марк Глэди выложил ему все, что знал. Иногда доктор кивал, иногда негодующе качал головой.
— А как мне к ней обращаться? — вдруг спросил он. — Вы успели ей дать новое имя?
Глэди поморщился.
— Это часть одной большой проблемы. Ей сказали, что новое имя нельзя оставить, потому что такая женщина существует на самом деле. А еще раз менять его она отказалась.
— Ее можно понять, — заметил доктор.
Марк продолжал говорить, но спутник больше не задавал вопросов. Это показалось судебному исполнителю странным, но он совершенно не разбирался в психиатрии и психиатрах.
Мэри пекла на кухне пирог, и по всему дому разносился аромат корицы и яблок.
Проведя доктора в комнату Кэсси, Глэди моментально спустился вниз.
— Вы психиатр? — спросила Кэсси, вяло перелистывая какой-то журнал.
— Да, — ответил он, подвигая стул поближе к огню. — Мне сказали, что вам нужно пообщаться с кем-нибудь из внешнего мира. Рад помочь чем смогу. Но если вы не готовы к разговору и хотите, чтобы я уехал, проблем не возникнет. Вам решать, мисс… Эллиот.
— Разве вам не сказали, что я больше не мисс Эллиот? — угрюмо спросила Кэсси.
— Конечно, сказали. Но мне также известно, что у вас отобрали и новое имя. В моем возрасте легко все перепутать, поэтому позвольте мне называть вас так, как я назвал.
Кэсси остановила взгляд на странице в журнале.
— Если вы здесь только для того, чтобы со мной поговорить, не думаю, что мне нужна ваша помощь. Я устала от разговоров, притом что никто не желает меня слушать. Никому до меня нет дела. Мне здесь не место, а в том, чтобы отсюда уйти, вы помочь не сможете. Значит, мы будем только отнимать друг у друга время. Зачем это вам?
— Не спешите с выводами. У меня значительный опыт работы, и я хочу похвастаться, что еще никогда не терял пациентов.
— Что вы имеете в виду?
— То, о чем вы подумали. Понимаете, большинство моих пациентов живут в закрытом от остальных людей мире.
— Иногда бывают дни, когда мне кажется, что я уже потеряла рассудок. Кто знает, может, так оно и есть, — спокойно добавила она.
— А вот и начало беседы, — улыбнулся доктор.
Кэсси внимательно на него посмотрела. Он ей напоминал какого-то артиста, но она никак не могла понять, какого именно.
— Вы так думаете? Хотя для меня и беседа с психиатром теперь развлечение.
— Надо попытаться найти для себя занятие.
— Не знаю. Вдруг после того, как состоится суд… Нет, не могу сказать ничего определенного. В мире вообще не существует ничего определенного, постоянного. Вы согласны со мной, доктор?
— Нет. Существуют смерть и налоги.
Кэсси закрыла журнал.
— Доктор, у меня такое впечатление, что я заблудилась и никак не могу найти дорогу назад. А мне это так нужно.
Слова, долгое время копившиеся в ее душе, наконец нашли выход и полились рекой. Время от времени доктор кивал, давая понять, что он ее внимательно слушает. Она пила кофе и вытирала пот со лба. Ей казалось, что, если бы доктор был не на работе, он наверняка всплакнул бы над ее страданиями.
Когда Кэсси закончила, совсем стемнело. Комнату освещал лишь огонь в печи. Она встала и зажгла лампы.
— Похоже, мы пропустили обед.
— Ничего. Мы можем позже перекусить. Скажите, чего вы хотите? Что помогло бы вам вернуть спокойствие духа? Если бы вам дали возможность самой решить, что сделать прямо сейчас, сегодня… Что бы вы сделали?
— Надела бы пальто и уехала отсюда.
— В качестве кого?
— Кэсси Эллиот, конечно.
— И куда лежал бы ваш путь?
— Я вернулась бы домой, к своей прежней жизни.
— А суд?
— Я дам показания.
— Но вы будете подвергать себя опасности.
— А как насчет опасности, которой я подвергаю себя здесь? У меня здесь шанс со дня на день сойти с ума. Я не настолько глупа, чтобы этого не понимать. Тот закрытый мир, о котором вы говорили, вряд ли предпочтительнее, чем смерть. А теперь, доктор, позвольте мне задать вам вопрос. Только, пожалуйста, ответьте сразу, не раздумывая. Что бы вы сделали на моем месте?
— То же, что собирались сделать вы. Уехал и стал бы тем, кем был.
— Вам не стоило этого говорить. Думаю, те, кто вас сюда пригласил, ожидали, что вы уговорите меня примириться с жизнью здесь.
— Почему вы так решили? — спросил доктор.
— А разве я ошибаюсь?
— Я не знаю, что у них на уме. Мне позвонили и все о вас рассказали. А потом сказали еще кое-что, с чем я согласился.
— Что? — У Кэсси перехватило дыхание.
— Меня попросили побывать здесь и убедиться, что для вас жизнь на ферме абсолютно неприемлема. Я сравнил ее со своей и пришел к выводу, что так оно и есть. Хорошо, что я быстро это понял. Мне казалось, что придется здесь проторчать несколько недель.
— Итак?
— Сейчас мы попросим мистера Глэди позвонить в аэропорт, а потом пообедаем. Я чувствую, из кухни доносятся очень аппетитные запахи.
— А зачем звонить в аэропорт?
— Я улетаю. Вы, насколько я понимаю, тоже собираетесь лететь.
— Вы хотите сказать, что я… могу уехать?
— Вы можете это сделать, если захотите. Точно так же, как раньше, когда покинули Программу. Решение принимаете вы. Возможно, это будет самое важное решение в вашей жизни. Итак, если вы можете здесь жить дальше и все, сказанное вами, было лишь словами, то давайте не будем беспокоить мистера Глэди и приступим к обеду. Потом я уеду.
— Не торопите меня, доктор. Если я останусь… как я смогу смириться с потерей Ника, распрощаться с салоном?
— Не ждите от меня ответа, мисс Эллиот. Повторяю, решение должны принять вы сами.
— Нет, остаться я не могу. Знаете, я очень изменилась за последний год.
— Это вполне объяснимо.
— Ник тоже. Изменился, я имею в виду.
