— Может быть, спрашивать и нескромно, — продолжал Зак, — но скажите, пожалуйста, звезда видеокассеты, которой вы помахиваете, — я?
Молодая женщина расплылась в улыбке:
— Да. Сегодня вечером смотрите себя по телевизору — держу пари, все телестанции города захотят показать этот сюжет. Может быть, даже общенациональные сети.
— Ага, — понимающим тоном сказал Зак. — Подрабатываете помаленьку?
— А что тут такого? — сразу ощетинилась женщина. — В моем договоре с рекламным агентством нет пункта, запрещающего подрабатывать на стороне.
— Немного просвещенного капитализма — это вовсе не плохо, — успокоительно сказал Зак. — Но, раз кассета продается... — Он полез за бумажником. — Сколько, по-вашему, они вам заплатят? И сколько станций есть в округе?
Женщина ответила и смотрела, явно не веря своим глазам, как Зак отсчитывает ей банкноты.
— Вот, — сказал он. — И еще немного для верности. Вы заработали, и вам даже не придется возиться с изготовлением копий для всех станций.
Видеокассета исчезла в объемистом кармане красной бархатной шубы; Зак с улыбкой огляделся.
— Хотя вашу обычную работу вам, боюсь, придется перенести. Похоже, пассаж освободится не скоро.
Между тем Брэнди увидела, как подъехал внушительный отряд полицейских. Она смотрела, как они оцепляют кулинарный магазин, а съемочная группа, свернув свое оборудование, уходит.
Только после этого Брэнди заговорила, все еще не глядя на Зака:
— Что вы собираетесь делать с видеокассетой?
— Еще подумаю. Но такой случай выпадает раз в жизни, так что я решил — надо брать, пока не поздно.
— Можете показывать друзьям на вечеринках. Я уверена, это будет хит.
— Неплохая мысль, — согласился Зак. — Те, кто не знает, что это был самый неквалифицированный грабитель в Западном полушарии, сочтут меня героем.
Брэнди кивнула. Ее голос звучал абсолютно спокойно:
— Вы только что отдали сумму, которая для человека, несколько дней назад намекавшего, что затрудняется с платежами за свой автомобиль, слишком велика.
Заку хватило такта устыдиться — он выглядел виноватым.
Брэнди не стала ждать ответа. Она смотрела прямо на него, ее голос от волнения окреп:
— Черт побери, Зак, почему вы не сказали мне, кто вы такой? Или чем занимаетесь? Что за великая тайна?
Он ответил ровным, совершенно спокойным голосом:
— Потому что я не хотел афишировать тот факт, что у «Интеллитойз» дела идут плохо.
Она покачала головой, больше недоумевая, чем возражая. Причина показалась ей совершенно недостаточной.
К ним подошел верзила полицейский.
— Э-э... Санта. Нам нужны ваши показания, сэр.
Зак не сразу ответил, он смотрел на Брэнди.
Наконец вздохнул и сказал:
— Я вернусь, как только смогу, Брэнди.
— Я буду в кабинете.
Прошло больше часа, прежде чем Зак небрежно постучал в дверь и вошел. Она увидела, что он уже переоделся. Он снова был в джинсах и кожаной куртке, как и в начале дня, когда начался их разговор.
Брэнди казалось, это было очень давно. Тогда она знала только, что в его власти причинить ей боль. Но она не знала, как далеко простирается эта власть и какой опустошительной может быть эта боль. Она тогда еще не осознала, что любит его, и еще не начала постигать его обман.
Сейчас у нее было такое ощущение, будто он вырвал сердце у нее из груди, не позаботившись об анестезии.
Она безуспешно пыталась сосредоточиться на каталоге поставщика. Когда Зак вошел, она отложила каталог, но не сказала ни слова.
Зак тоже молчал. Он пододвинул стул и оседлал его, сложив руки на спинке. Брэнди не удивило, что Форрест чувствует потребность отгородиться щитом.
Целую минуту они молчали; у Брэнди возникло ощущение, что они могут сидеть так вечно. Но как ни молчаливо было их противостояние, воздух между ними, казалось, накалился и начинал шипеть.
Когда Зак наконец заговорил, это было похоже на продолжение разговора, прерванного на середине.
— Предварительные заказы, полученные «Интеллитойз» к Рождеству, были сносными, — негромко сказал он. — Не скажу, что хорошими, но приемлемыми. Однако с приближением праздника магазины стали отказываться от предварительных договоренностей, потому что наш товар, уже лежавший в магазинах, не распродавался. Скоро честная игра обернулась для нас бедствием. Мы могли пережить один сезон слабого спроса, даже рождественский сезон, но проблема была глубже: никто не знал, почему спрос на нашу продукцию падает. А если компания не знает, почему ее товар не расходится, это означает, что следующий год неизбежно будет еще хуже.
Брэнди вертела в руках скрепку. С тем, что он говорил до сих пор, трудно было спорить; она только не понимала, какое отношение все это имеет к ней.
— Каждому, имеющему глаза, было ясно, что маркетинговая фирма, чьими услугами мы пользовались, тоже не знала ответа, — продолжал Зак. — Они твердили, что это просто циклический спад и со временем все исправится само собой, но мы не могли ждать слишком долго. К тому времени, когда они, вполне возможно, признали бы, что ошибались, наша компания уже скончалась бы и была похоронена.
Брэнди было знакомо это чувство беспомощности, которое он, должно быть, испытывал, зная, что надо что-то делать, но не представляя, в каком направлении двигаться.
— В общем, я их уволил, — сказал Зак. — Это было импульсивное решение, признаю, но я ничего не терял.
Брэнди не собиралась его выручать, но не могла не согласиться с такой философией:
— Ложная информация хуже, чем отсутствие информации.
Зак одобрительно улыбнулся, как будто она показала себя особенно смышленой студенткой.
— Совершенно верно. Но увольнение специалистов по маркетингу не решало проблему — все равно нам надо было каким-то образом выяснить, что у нас не так. Почему детям вдруг расхотелось играть в наши игрушки, да и родители потеряли к ним интерес?
— И вы решили стать Санта-Клаусом? — Брэнди беспокойно заерзала в кресле. — Извините, что подвергаю сомнению вашу рассудительность, Зак, но свет клином не сошелся на той вашей маркетинговой фирме. Разве вы не могли нанять другую и провести опрос? Посадить в комнату группу детей и родителей и расспросить, что им нравится? Надевать красный костюм и бороду — ничего глупее...
— О, разве? Эти группы не честнее статистики, знаете ли — нетрудно исказить результаты даже при самых лучших намерениях. Я решил, что проконсультируюсь у тех, кто по-настоящему авторитетен, — у самих детей и их родителей. А как лучше узнать, что они на самом деле думают, если не сидя в кресле Санта-Клауса?
