А однажды приехал бродячий цирк и раскинул шапито на пустынном берегу позади деревни. Совсем рядом – ветер без труда доносил в дом таинственные звериные голоса. Мама, конечно, не пришла в восторг от такого соседства, пеняя отцу, что, наверное, цирк останавливается здесь каждое лето, потому-то им так дешево и продали дом. Однако, забегая вперед, скажем, что с тех пор линялый брезентовый шатер, разноперые вагончики, звери в клетках и лошади под наспех сколоченными навесами больше никогда не гостили здесь.
Естественно, с появлением цирка оживилась вся округа, а мальчишки конечно же умудрялись нелегально проникать в шатер или просто через дыры в брезенте подглядывать за представлением. Но представление это ведь в цирке не главное, главное – звери, которые жили в вагончиках с решетками. Так считали другие мальчишки, но только не Шарль. Главное – это Красавица! И не какая-нибудь наездница: или гимнастка – папа в городе частенько водил сына в цирк, и Шарль уже успел повидать много красивых циркачек, – а самая настоящая укротительница! Ну, ассистентка укротителя, если точнее, но как бесстрашно она вела себя на огороженной решеткой арене! Как изящно ложилась на спины огромных львов и тигров, из которых укротитель устраивал живой опасный ковер...
И как же она была прекрасна! Сказочно и фантастически!
С первого взгляда Шарль потерял голову, он ходил как во сне, придумывая всевозможные способы знакомства, а все оказалось на удивление просто – у Красавицы, которую, как выяснилось, звали Аманда, был семилетний братишка, который посредством мороженого и лакомств маминой выпечки мгновенно стал верным другом и наперсником Шарля. Дома думали, что Шарль пропадает в цирке, потому что любит животных, и посмеивались над ним: ведь жителю побережья пристало любить море, а не каких-то там тигров и слонов. Шарль не спорил, такая постановка вопроса его вполне устраивала, ведь на самом деле он любил Аманду.
А она – его! Шарль нисколько в этом не сомневался. Хотя Аманде было уже шестнадцать, а ему всего восемь, да и то исполнится зимой, но ведь Красавица позволяла ему целовать ее, а еще они вместе плавали в море совсем голыми! Конечно, рядом неизменно находился Пьер, впрочем, на самом-то деле он служил ширмой для «влюбленных».
Все было просто чудесно, но ведь однажды цирк уедет! И это мучило Шарля: разлуки он не переживет. Но Шарль сумел придумать выход – блестящий и простой, как все гениальное: он скажет дома, что уезжает с цирком на гастроли, потому что Пьер согласен учить его на дрессировщика. Пьер очень воодушевился, когда Шарль посвятил его в свой план. Еще бы: Шарль и старше, и выше на полголовы, а согласен быть его учеником! Но ведь нельзя же резко ошарашить взрослых своим отъездом, от неожиданности они наверняка запретят, гораздо мудрее постепенно готовить их к этой мысли.
Потому-то Шарль и привел Пьера к себе домой – знакомить с родителями, но папа чуть не испортил все: он бестактно назвал Пьера ковбоем. Ковбои – это же пастухи в Америке, значит, дрессируют коров, а не львов, тигров и слонов, как Пьер и его родитель. Пьер страшно обиделся! Шарлю стоило большого труда убедить «наставника» в том, что ковбой – это вовсе не обидно, а, наоборот, очень даже неплохо, ведь в кино ковбои – отличные парни!
На примирение с глупым Пьером, без которого общение с Амандой для Шарля было невозможно – их рандеву выглядели как присматривание старшей сестры за младшим братцем, – ушло полдня и все карманные деньги Шарля. Помирились они только к вечеру и сразу побежали к вагончикам, ведь Пьеру следовало переодеться к представлению, а переодевался он вместе с Амандой, и, если поблизости не оказывалось их родителя, то Шарль получал право не только присутствовать, но и помогать Аманде. Шнуровать на спине корсет, натягивать лосины и узкие сапожки...
Но в тот вечер Аманда, видимо, переоделась заранее, во всяком случае, в вагончике ее не было, и Шарль пошел бродить между пустыми клетками, вагончиками и навесами. Солнце медленно садилось в море, и Шарль воображал, что он в заколдованном городе: артисты и животные, все были заняты на представлении. Но выяснилось, что не все: под навесом для лошадей мальчик увидел странное существо со множеством рук и ног, оно стонало и рычало, валяясь и перекатываясь по соломе.
Конечно, только на мгновение Шарлю почудилось, что он видит существо: это же огромный тяжеловес, а под ним – Аманда, которая жалобно кричит и стонет!
Вот мерзавец, как он посмел мучить Красавицу! Шарль побежал на выручку. И замер в нескольких шагах.
– О! Еще! Еще! Мой милый! О, я люблю тебя! – стонала Аманда, копошась под бицепсами тяжеловеса.
Вдруг она открыла глаза и мутным взором обнаружила Шарля. Она блаженно улыбнулась ему и вяло взмахнула рукой, на мгновение оторвав ее от спины гиганта.
– Что такое?! – рявкнул тяжеловес, вероятно заметивший некое изменение в поведении Аманды.
– Так хорошо! Ну же, котик! Еще! Еще! Люби меня! Люби! – Аманда опять закатила глаза, мгновенно забыв про мальчика.
– Люблю, люблю, люблю! Давай, давай, детка! Покажи, как сильно ты меня любишь!
Шарль не мог сдвинуться с места. Так вот, значит, что такое настоящая любовь! И деревенские мальчишки вовсе не врали, когда показывали Шарлю взгромоздившихся друг на друга собак и объясняли, что те занимаются любовью. А родители уверяли – мол, собаки играют! И еще любовь настоящая потому, что Аманда радостно улыбнулась и помахала ему рукой. В противном случае она бы не обрадовалась его появлению...
Вдруг кто-то громко позвал:
– Аманда! Аманда!
Парочка на соломе задвигалась быстрее. Потом Аманда и тяжеловес вскрикнули одновременно: Аманда – сопрано, ее возлюбленный – басом, и окаменели. Тяжеловес постанывал и сопел. Наконец Аманда проворно выскользнула из-под него и, на ходу поправляя одежду, кинулась в сторону шатра. Шарль все еще стоял как вкопанный. Она мелодично хохотнула, подмигнула ему и, пробегая мимо, успела коснуться его щеки своей нежной рукой и чмокнуть Шарля в макушку. Тем временем тяжеловес поднялся с соломы.
– Ха! – отреагировал он на эту сцену и, видимо сообразив, что мальчик оказался свидетелем их любовного действа, добавил: – Не горюй, малыш, вырастешь, сам сумеешь!
Шарль вздохнул, потер пальцами лоб и задумчиво потрогал свою левую бровь, как бы отгораживаясь от меня рукой. Я невольно вспомнила историю про мужчину со шрамом от детского паровозика. История же Шарля про «существо» на соломе была, конечно, более пикантной, но тем не менее тоже достаточно забавной.
– Шарль, – с улыбкой заговорила я, – я не понимаю, в чем, собственно, твоя вина? Ну был ты когда-то в детстве наивно влюблен в девочку, вернее в юную женщину, так что ж такого? Ну, увидел, как она амурится со взрослым. Зрелище, конечно, явно не для семилетнего ребенка, но...
