Кэтрин сломала в его жизни все: быт, отношение к женщинам, планы на будущее. В какой-то момент Грег явственно понял, что не желает планировать будущее без нее. Не желает — и все. Потому что ему повезло встретить красивую, умную, необычную, яркую женщину, упустить которую было бы величайшей глупостью на свете.
Нет, не поэтому.
Потому, что с ней его жизнь наполнилась красками, а еще ароматами и звуками, словно он вышел из душного, пыльного кабинета на цветущий горный луг.
Потому, что она такая… такая… Словом, он мечтал о такой женщине — верной, умной и всегда желанной.
И его святой долг как мужчины — защитить ее, ее и сына, к которому он тоже привязался, как к родному существу.
Вот только сделать это непросто.
Грег стал плохо засыпать по ночам. Утомленный любовной игрой, он часто подолгу лежал и глядел в потолок, ощущая, как сладко расплавляется, теряет четкие очертания тело там, где к нему прижимается Кэтрин. Он думал.
Дэвид ждет удобного момента, чтобы нанести удар. Грег знал это наверняка, мисс Грэхем на днях ходила в дом Кэтрин проверить, все ли в порядке, и обнаружила на автоответчике прелюбопытное сообщение: «Дорогая моя, ну неужели ты не соскучилась?»
Надежда на то, что Дэвид оставит их в покое, была нежизнеспособна. Надо было воевать. А Грег чувствовал, что у него за спиной ничего нет. То есть… Там только Кэтрин и Том, и он должен погибнуть, но спасти их. А погибать не хочется, особенно теперь. Значит, нужно думать, думать, выжидать тоже — и быть очень-очень умным.
Если бы у него были доказательства того, что Дэвид покушался на жизнь Кэтрин, все было бы в тысячу раз проще. Но доказательств не было. Его ходатайство судье о приставлении к Кэтрин вооруженной охраны не удовлетворили. Грег не раз задумывался о пистолете как об отличном способе решить проблему — в основном под утро после бессонной ночи, но потом гнал от себя эти мысли. Это не его оружие. В широком смысле слова.
И нужно найти свое — тот меч, который, как в древних легендах, ляжет в руку, словно специально созданный для нее, и поможет поразить врага.
Грег знал только один такой меч — Закон.
Это было волшебное утро, почти праздничное. Кэтрин обожала субботние утра, особенно такие солнечные, как сегодняшнее. В них равно приятно долго нежиться в постели и рано вставать, чтобы больше успеть.
Сегодня Кэтрин хотела успеть не так уж много, поэтому она, как и полагается заботливой жене и матери, проводила Грега на работу, где у него возникли какие-то срочные дела, настолько важные, что он весь будто горел огнем, сделала Тому, которого Грэй и Сэм брали с собой в музей авиации, несколько сандвичей в дорогу и вернулась в постель.
Сон не шел. Книга стихов Уитмена, которые Кэтрин так любила, сегодня оставила ее равнодушной. Кэтрин лежала на спине, заложив руки за голову, и смотрела в солнечные квадраты на стене и потолке.
Она устала сидеть в тюрьме. У этой тюрьмы нет решеток, но это не большое упущение.
Уже почти три недели она не выходила из этого дома. Даже на террасу! Грег не разрешал: говорил, что ни одна живая душа не должна видеть ее здесь. Кэтрин держалась изо всех сил. Хорошо, что в доме много комнат, хотя бы в этом она искала новые впечатления, да еще в Интернете и телевизоре. Никогда Кэтрин не смотрела так много ток-шоу и сериалов, как в эти дни.
— Все ясно, — сказала она себе. — Я превращаюсь в овощ.
Нет, пожалуй, во фрукт: метаморфозы делают ее сладкой и мягкой. Сидеть под домашним арестом — это одно, а сидеть под домашним арестом с любимым мужчиной — совсем другое…
— Грег, я тебя люблю, — прошептала Кэтрин.
Хотя бы так, хотя бы наедине с собой… Ей нужно было это сказать вслух. Кэтрин почувствовала в груди волнение, как будто она сделала что-то такое, после чего ее жизнь изменится.
— Ну наконец-то, — насмешливо проговорил Дэвид. — А я уж думал, ты всю жизнь будешь корчить из себя недотрогу.
Кэтрин вскочила с постели как ошпаренная. Больше всего она боялась увидеть в руке у бывшего мужа пистолет. Но Дэвид стоял в дверном проеме безоружный, по крайней мере, на первый взгляд.
Он скрестил на груди руки и небрежно оперся на косяк, наслаждаясь произведенным впечатлением. Дэвид всегда был немного позером.
— И что, правда любишь? — Циничная усмешка на губах Дэвида становилась все неприятнее.
— Не твое дело, — выплюнула Кэтрин. — Убирайся, иначе я вызову полицию.
— И что?
— Тебя посадят. Ты, как вор, пробрался в чужой дом…
— Ой-ой-ой, напугала! Знаешь, дорогая, если меня и посадят, то вовсе не за это. Наверное, в первую очередь все-таки за убийство. Жены.
Кэтрин отступила к кровати.
— Хочешь умереть на том самом месте, где он трахал тебя? Когда это было в последний раз? Вчера вечером? Сегодня утром? — Дэвид небрежно достал из-за пояса пистолет, сделал вид, что рассматривает ствол: не появилось ли новых царапинок?
— Не твое дело, — повторила Кэтрин и медленно опустилась на кровать.
Дуло пистолета, как глаз голодного хищника, мгновенно устремилось на нее. В животе что-то сжалось до боли. Как не хочется умирать. Как хочется жить! Особенно теперь…
— Не груби мне, золотце. Все-таки выбор за тобой. Видишь ли, ты умрешь непременно, потому что должна. Вопрос в том, будешь ты умирать медленно или очень медленно.
— Ты преуспел в искусстве пыток?
— На что ты надеешься, дура?! — Дэвид внезапно вышел из себя, его лицо исказилось в злобной гримасе.
«Боже мой, — подумала Кэтрин, — и это тот парень, который когда-то свел меня с ума… И это его я любила до беспамятства?» Она ужаснулась. Она не узнавала человека, с которым прожила шесть лет.
— Сказки кончились. Твой принц не придет. Он не успеет тебя спасти.
— Он усадит тебя на электрический стул.
— Не-а. Убийство в состоянии аффекта, знаешь ли… Так что не надейся. Он не спасет тебя. И даже не отомстит. А если попробует — что ж, будет дураком.
Кэтрин показалось, что она точно сейчас умрет, если не от пули, так от разрыва сердца. Но надежда у нее все равно была. Одна маленькая — или очень большая, она не понимала, — надежда, единственная, самая последняя.
И это был не Грег.
До сих пор она ничего не могла ему противопоставить. До сих пор она только бежала и пряталась от Дэвида. До сих пор она не сумела себя спасти!
— Дэйв… — сухим шепотом позвала она. Облизнула губы. Успеть бы… — Дэйв, ну почему все так?
Дэвид осклабился:
— Потому, что ты шлюха, из которой я хотел сделать королеву.
Надо же, королеву! Несвоевременно ироничная мысль.
А из королевы хотел сделать свою рабыню и возвыситься таким образом еще больше?
