— Бетти, вы удивительная женщина, — высказал он то, что до этого красноречиво выражали его глаза. — А интересно, что случилось бы, если бы мы действительно встретились с одним из ваших прекрасных большеглазых монстров? Сумели бы мы найти общий язык со столь отличным от нас созданием? Когда и друг с другом не всегда можем договориться…
— Ох, Джошуа, нет никакой надежды опять когда-нибудь встретиться с ними. Иногда я плачу, настоящими слезами плачу от одной мысли, что было нечто, чего мы никогда не увидим. Какие чудеса заселили бы землю, если бы мы могли оживить и вернуть ей все ее вымершие виды. Целая страна, которую мы увидели бы впервые.
— Terra incognita [6] … — пробормотал он.
— Вот именно, — с улыбкой подтвердила Бет, согласившись, что эта формулировка испанских мореходов, которой они обозначали на картах неизвестные земли, годится и для названия ее воображаемой страны. — Эта загадочная территория может существовать лишь в воображении, вот что печалит меня, Джошуа. Но ведь там, в глубине времен, она реально существовала! Беда, что посетить ее мы можем только в научно-фантастическом романе. Это все равно что при жизни посетить мир иной, со всеми его ангелами и дьяволами.
Бет задумалась, заглядевшись в огонь, будто пытаясь и в нем найти нечто, хотя бы мифических саламандр, этих древних духов огня, исполняющих в языках пламени своей экзотический танец. Наконец она проговорила:
— Теперь ваш рассказ, Джошуа.
— Нет уж, я слишком потрясен вашими динозаврами, да и вообще сегодня был такой тяжелый день… Чертовски устал, думаю, и вы не меньше. Сейчас загашу костер и перетащу спальный мешок в палатку. Он послужит нам матрацем.
Когда все было закончено, он передал ей шерстяное одеяло, пожелал спокойной ночи и, не сказав ни слова, улегся лицом к стенке палатки, завернувшись в какое-то подобие попоны. Зрелище он представлял жалкое. Длинные ноги высовывались из-под короткого куска ткани, которая казалась слишком тонкой, чтобы согреть.
Подавив глубокий вздох, Бет укуталась в одеяло и устроилась рядом, голову положив на руку. Места здесь было достаточно, чтобы тела их не соприкасались. Джошуа будто положил между ними воображаемый меч, какие помещали рыцари между собой и своей возлюбленной, оказавшись в полевых, что называется, условиях.
Она была благодарна ему за проявленный такт. Но мысль, что его крепкие руки могли бы защитить ее от холода и ночных страхов, назойливо вертелась в сознании. Воображение подсказывало всякие невероятные ситуации, от которых спастись она могла только в его объятиях. Но он не захотел, а у нее своя гордость. К тому же она смертельно устала. Так что все эти мыслимые и немыслимые ночные ужасы не помешали ей уснуть почти сразу же.
В самый глухой час ночи ее разбудил сильный подземный толчок. Спросонья ей показалось, что земля проваливается под нею, но, придя немного в себя, она осознала, что это все те же репетиции горы перед большим волнением. Но в этот раз земля сотряслась сильнее прежнего.
— Джошуа, что это? — спросила она как можно спокойнее, уверенная, что он тоже проснулся. — Может, начинается извержение?
— Не думаю… Просто тряхнуло посильнее. Не бойтесь, мои приборы не обманывают. До утра, во всяком случае, с нами ничего не случится. Давайте спать, уйти мы сейчас отсюда все равно не можем. Вы слышите, какой дождь? Да и темень непроглядная…
Когда он это говорил, земля продолжала содрогаться.
— Сколько времени? — спросила Бет и, не дожидаясь ответа, повернула его руку и взглянула на светящийся циферблат. — Час тридцать. Когда, по-вашему, нам надо вставать?
— Мне кажется, я не засну. Переутомление… — сознался он.
— Вы же просто замерзли, Джошуа. Руки как лед. А одеяльце ваше слишком короткое. Давайте-ка залезайте под мое.
— Нет… Все хорошо. Холод мне не мешает. Есть вещи и пострашнее. Но вы ничего не бойтесь, Бет, я вас отсюда непременно вытащу, обещаю. Только бы удалось заснуть, и все будет хорошо.
— Чушь! Как вы можете заснуть в таком собачьем холоде? У меня совсем нет желания проснуться завтра рядом с сосулькой.
— О'кей, думаю, вы правы, — сдался он. — Где тут ваше одеяло?
Бет укрыла его своим одеялом, а попонку он набросил на ноги. Под одним одеялом пришлось им все же соприкоснуться, правда, легли они спина к спине, как бы ни хотелось Бет оказаться в его объятиях.
Но минуты через две Бет все же повернулась к нему, и они упаковались в более плотную пачку, поскольку это было лучше, чем упираться коленями в холодный камень за стенками палатки. Джошуа не пошевелился, только молча согласился с ее решением и, чувствуя блаженное тепло, исходящее от ее тела, минут через пять заснул.
Вскоре заснула и Бет. По липу ее блуждала улыбка.
Бет открыла глаза. В палатку едва проникал тускло-серый свет. Значит, еще рано. Проснувшись окончательно, она поняла, что и во сне плоть ее боролась с доводами рассудка. Оно и понятно, сонный Джошуа повернулся, обнял ее, голову пристроил к ее плечу, а его пальцы касались ее щеки. Действительно ли он спал? Да, похоже на то. А вот ей теперь вряд ли удастся снова заснуть.
Взглянув на часы, Бет увидела, что уже половина шестого. Она не особенно волновалась, поверив Джошуа и его теории, что им удастся покинуть гору до того, как здесь начнется что-нибудь серьезное.
Не удержавшись, она легонько поцеловала его в то место, где завиток давно не стриженных волос трогательно огибал ухо. Что-то невнятно пробормотав, Джошуа полусонно повернул голову и, прильнув губами к ее шее, снова заснул, так и не успев ее поцеловать.
Незримый барьер, воздвигнутый вечером между ними, сейчас отсутствовал. Если попытаться восстановить его, отодвинувшись, он проснется, а потому Бет лежала, боясь пошевелиться. Но донимала мысль, что никогда уже не будет у нее возможности оказаться в такой близости с этим красивым, сильно влекущим ее человеком, о котором она думала ежеминутно. И вновь она не удержалась, прикоснувшись к его лбу и погладив по волосам. Она смотрела на его сомкнутые веки, но они вдруг открылись, и взгляды их встретились.
Джошуа застонал и очнулся, с тоской вспоминая повторившийся ночной кошмар, терзавший его так давно. Опять в голубом свечении, будто окутанная небесным саваном, приходила Кэрол и звала его, что-то говорила, но губы ее двигались беззвучно. И все же, несмотря на это, он проснулся с ощущением, что знает, чего хочет, и теперь не отступится.
По многим причинам не должно этого делать, но сквозь все одежды он чувствовал пламя, переходящее от него к ней и возвращающееся обратно, чувствовал эту близость желанной женщины и ее готовность отозваться на его призыв, хотя она тоже запрещает себе это. Вот и сейчас она замерла, мысли ее наверняка в смятении, но не препятствует, когда он целует ее шею, щеку, губы. Вчера требовала, чтобы он не смел прикасаться к ней, а сейчас ничего не говорит, не отталкивает…
