Промокшая, безмерно усталая, перепачканная грязью, Бет еще никогда в жизни не чувствовала себя такой несчастной. Не особенно помогало и чувство юмора. На глаза невольно набежали слезы, она незаметно смахнула их, ибо меньше всего хотела показаться слабой. Господи, можно представить, как перемазано лицо! Неужели на свете существует горячий душ? Как-то не верилось. Хорошо еще, что Джошуа не начал острить по поводу смягчающих кремов и туши для ресниц, лишь сочувственно посмотрел на нее, посидел немного, медленно поднялся и помог встать ей.
Какое-то время шли молча. Все внимание поглотила тропа. Бет высматривала место для каждого шага, опасаясь, что под месивом мокрого пепла опять окажется роковая выбоина. Унылый пейзаж подавлял монотонной серостью, будто сама природа не видела в будущем никакого просвета. Изнуренное тело Бет отказывалось идти дальше, силы были на исходе, каждый шаг давался с большим трудом, но она понимала, что им необходимо добраться до места засветло, а потому вновь и вновь заставляла себя двигаться, пока не почувствовала, что сейчас опять упадет, теперь уже просто от усталости.
— Джошуа, прошу вас, вы идите, а я не могу больше… Я знаю, только из-за меня вы влипли в эту историю, поэтому…
— Так что мне? Бросить вас здесь? И не надейтесь! Уж вас-то я отсюда выволоку, что-что, а уж это я сделаю. Вперед! Переставляйте, черт возьми, ваши прелестные ножки! Никаких остановок! Вы не кисейная барышня, так что нечего хныкать!
Слова его прозвучали резко, но он и хотел подхлестнуть ее. Пусть поймет, что поблажки не будет, что он не позволит ей расслабиться. Неважно, что она сейчас чувствует, неважно даже то, что у нее не осталось сил. Если надо, он потащит ее волоком, но не позволит еще одной женщине сгинуть на этой проклятой горе. Через какое-то время он заговорил опять:
— Осталось полмили. Шесть сотен шагов. Вперед, леди, не останавливайтесь. Если вы перестанете шевелить ногами, я просто привяжу вас к себе и пойду, как бульдозер. Или малышка просится на ручки?
Бет поняла, что это не пустая угроза, что он и в самом деле способен потащить ее на себе, и, собрав последние силы, делала шаг за шагом, стараясь от него не отстать. Последнюю пару сотен шагов он тащил ее за руку, и она была благодарна ему, иначе просто упала бы.
Они оказались на площадке, от которой вниз шла узкая расщелина, все более расширяющаяся книзу. Джошуа осмотрелся, используя последние минуты убывающего дневного света, и сказал:
— Вот хорошее местечко для палатки. Дождь, кажется, совсем кончился. А эти две скалы защитят нас от ветра и помогут сохранить тепло нашего костра. Самое время набрать сучьев и веток, скоро стемнеет, и с этим будет сложнее.
— Ну, уж чего другого, а урожай дров здесь, на Сент-Хеленс, в этом году выдался хороший, — улыбнувшись, отозвалась Бет, едва успев перевести дыхание.
Конец тяжкого перехода, перспектива отдыха привели ее в такое бодрое состояние духа, что ей даже захотелось поболтать, хотя слезы негодования от собственной беспомощности еще не обсохли на щеках.
А Джошуа уставился на нее, пораженный тем, что она еще пытается шутить. Какая все же сильная женщина!
— Да, здесь и заночуем, — вновь заговорила она, осмотревшись. — Я не двинусь отсюда, даже если ночью нашу хижину придут забрасывать камнями большие, поросшие шерстью люди. Ведь это, кажется, и есть Обезьянье ущелье?
Джошуа ничего не ответил, лишь с тревогой взглянул на нее и принялся разводить костер. Бет даже развеселилась: уж не опасается ли он, что и она свихнулась следом за Филом? Слишком ослабевшая, чтобы помогать ему, она просто сидела у огня и подсовывала в него сухие ветки, которые он успел набрать и свалить рядом с костром.
Притащив еще пару охапок дров покрупнее, Джошуа принялся устанавливать палатку, хотя теперь можно было не спешить. Вечерний сумрак рассеивался языками пламени, весело пожирающими мертвые черные сучья. А Бет, успев передохнуть, нашла в себе силы помочь ему с палаткой, предвкушая сладостный отдых, еду и сон.
Покончив со всем этим, Джошуа наконец заговорил:
— Теперь надо подкрепиться и на боковую. Со стряпней поспешите, от этих дровишек через несколько минут останется один пепел. Действуйте, леди. А я пока подсушу спальный мешок. Кстати, из него выйдет неплохое сиденье.
Развернув мешок, он положил его возле костра, и они устроились на этом импровизированном диване, одновременно служившем и столом.
Бет раскрыла рюкзак, достала емкость с водой и, плеснув немного на руки, постаралась смыть грязь с лица. Кое-как ей это удалось, и она вновь обратилась к рюкзаку. Но, поскольку сверху лежала косметичка, она раскрыла ее и достала расческу, чтобы хоть немного привести в порядок свои кудряшки, потемневшие от влажной пепельной грязи. И лишь после всего этого принялась за продукты.
— Просто удивительно, сколько химических добавок напихано в консервированную пищу, — сказала она просто так, лишь бы завязать беседу и разрядить возникшую между ними напряженность.
Джошуа пошел ей навстречу и поддержал разговор:
— Черт его знает, наверное, так оно и есть, раз вы говорите. — И услышав ее смех, спросил: — А что, Бетти, вам случайно не попадался в вашей универсальной косметичке бритвенный прибор? Я бы не прочь малость побриться и освежиться.
Бет с серьезным видом высыпала содержимое косметички на мешок, поворошила рукой в своем добре и так же серьезно ответила:
— Сожалею, сэр, но бритвы, увы, здесь нет. Может, вам удастся побриться этим? — И она показала тюбик с эпилятором.
— Вот уж чего никогда не пробовал, — усмехнувшись, ответил он. — Думаю, лучше мне остаться с этой молодой порослью на лице. А-а?
— Согласна. Тем более что легкая небритость сейчас в моде. Так, что у нас тут?.. Синтетические бифштексы, консервированные персики и растворимый кофе. Ох, да тут еще печенье! Вот что поможет нам выжить!
Так, за шутками, прошло время стряпни и настало время трапезы, завершившейся двумя алюминиевыми кружками кофе.
С довольным видом насытившегося человека Джошуа осмотрелся вокруг. Здесь, на этом склоне горы, погибла не вся природа, но в наступившей темноте трудно было разглядеть живые побеги на фоне мертвого леса, усеянного каменными глыбами. Пейзаж, освещенный костром, выглядел причудливо и крайне таинственно, напоминая скорее вычурную, весьма условно исполненную художником театральную декорацию, нежели кусочек настоящей природы.
— Наверное, эта ночь будет долгой, — неопределенно произнес он.
— А давайте рассказывать друг другу мрачные истории о себе, — предложила Бет. — Обстановка, по-моему, весьма к этому располагает. Правда, моей истории хватит минут на пять, не больше. Но зато ваша, — и она многозначительно посмотрела на него, — ваша, полагаю, может оказаться гораздо длиннее. Я даже не уверена, что вы успеете ее закончить к утру.
