Михаил Иванович сдерживался из последних сил. Если бы не сидящая напротив жена, он бы в два счета спустил толстяка с лестницы. Но!.. Вечно находясь под каблуком у супруги, Алимов практически не имел права на собственное мнение.
— …в пятницу в ресторане всем дают скидки. За четыреста сорок рублей можно заказать вкусный ужин на две персоны. Хотя нет… вру. Спиртное заказывать не будем — я за рулем, — поэтому смело отнимаем от суммы девяносто пять рублей. Итого…
— Триста сорок пять, — перебила Люда, вставая из-за стола. — Приятно было познакомиться, Володя.
— Людка, ты куда?
— К себе, у меня раскалывается голова.
Виновато улыбнувшись, Валентина Федоровна проследовала за дочерью.
— Собирайся, ты едешь в ресторан!
— Мама, неужели ты слепа и не видишь, что это за человек?
— Напротив, отлично вижу: Володя — именно тот, кто тебе нужен.
— Во-первых, он страшен как смертный грех, во-вторых, до неприличия жаден. Ненавижу скупердяев.
— Не путай скупердяйство с экономностью.
— Экономность? Не смеши. Купить три бутылки вина только потому, что выгадываешь девять рублей, — это нелепо.
— Окажись я на его месте, поступила бы так же.
— Он шел на свидание, а не затаривался для Нового года. Чувствуешь разницу?
— У него есть машина, хорошая работа и… — Валентина намотала на палец локон, — Володя никогда не будет тебе изменять, он станет верным мужем.
— Вот в этом я ни минуты не сомневаюсь. С такой внешностью и характером это не трудно. Ни одна здравомыслящая женщина не свяжется с зажимистым типчиком. Ни одна, мама, ты слышишь? Мне жаль, что твоим замыслам не суждено осуществиться. Прости, не хотела тебя огорчать, но придется. Можешь устроить мне скандал, закатить истерику, я не поддамся.
— Людка, тебе двадцать семь лет.
— Умоляю, не продолжай, я выучила твои речи наизусть.
— Кусать руку, которая тебя кормит, — грешно. Я из кожи вон лезу, только бы устроить твою личную жизнь, а ты… Никакой отдачи. Совершенно!
— Мою жизнь, мама. Мою! Так не вмешивайся в нее, не навязывай свои мысли и идеалы. Мы с тобой не похожи, на многие вещи смотрим разными глазами. Те мужчины, которых ты без конца приглашаешь в наш дом, мне глубоко безразличны. А Владимир… он вообще вызывает рвотный рефлекс.
— Смотри, Людка, не успеешь заполучить мужа смолоду — останешься в старости одна-одинешенька.
— Не беда, многие живут одни и чувствуют себя превосходно.
— Ну-ну. Посмотрим, как запоешь лет через пять.
Людмила подошла к окну. Голову сковал металлический обруч, внезапно накатившая сонливость валила с ног, а слова матери больно резали по сердцу.
Неделю спустя в половине первого ночи Людмилу разбудила Маринка.
— Людок, проснись, — тормошила за плечо сестра.
Приподнявшись на локте, Алимова прищурилась.
— Марин, посмотри на часы.
— Да ладно, время еще детское, а мне необходимо поделиться впечатлениями.
— Ты только пришла?
— Угу. — Маришка закивала и села на край кровати сестры. — Людок, у меня такая потрясная новость. Я на седьмом небе от счастья.
— Дай угадаю, ты снова влюбилась?
— Я так не играю, ты испортила мне всю малину. — Марина театрально надула губки, отвернулась, но уже в следующую секунду вновь затараторила: — После работы Валерий пригласил меня в ресторан, и, должна сказать, этот романтический ужин был одним из самых лучших. А уж мне есть с чем сравнивать, сестренка!
Людмила проснулась окончательно.
— Твой начальник?
— Ой, а чего ты такую мину скорчила, да, он мой начальник, но где сказано, что секретарь не имеет права крутить амуры с шефом?
— Марин, он же женат!
— И что? Подумаешь, если хочешь знать, в наше время все лучшие мужики женаты.
— Не знаю. — Людмила задумалась. — Ситуация неоднозначная. С одной стороны ты, с другой — законная жена Валерия. Поставь себя на ее место и скажи, только откровенно, как бы себя повела, узнав, что твой муженек ходит налево?
— Ну, Людок, ну не начинай. Я уже вижу, о чем сейчас пойдет речь. Предлагаю перевести разговор на нейтральную тему. На кухне я видела торт, кто купил?
— Папа.
— По поводу?
— Без повода, просто захотелось сладенького.
— Может, опрокинем по чашечке чаю?
— Я спать хочу.
— Ты точно старуха, как можно спать, когда вокруг вовсю бурлит жизнь?
— Под жизнью ты подразумеваешь себя?
— Очень смешно. — Марина открыла шкаф. — Господи, Людка, откуда здесь это убожество?
— Не убожество, а мой свитер. В воскресенье он мне пригодится.
— Только не говори, что идешь на маскарад.
— В воскресенье я еду на собеседование. На столике лежит газета, в ней — подчеркнутое объявление. Прочти.
Маришка молниеносно метнулась к журнальному столику, схватила печатное издание, жадно впилась глазами в обведенную заметку.
— «Требуется няня-воспитатель для двух девочек четырех и десяти лет. С обязательным пятидневным проживанием за городом», — прочитала она. — Не врубаюсь, Людок, ты уходишь из садика?
— Другого выхода нет, мать с каждым днем становится все более неуправляемой. Достали ее нравоучения и советы. Последней каплей стало заявление, что через неделю к нам приезжает ее очередная подруга с сыном. Не могу больше, Маринка. Я должна уйти из дома, иначе свихнусь и загремлю в психушку. Это объявление попалось мне на глаза как нельзя более кстати.
— А садик?
— Ну что садик, придется сделать ему ручкой. Разумеется, в том случае, если мне дадут зеленый свет на собеседовании.
— Людок, у нас катастрофически мало времени, мы не успеем сделать из тебя королеву красоты.
— Спятила?
— Ничего подобного! Пораскинь мозгами, если хочешь получить работу в загородном коттедже, ты должна выглядеть как картинка.
— Не думаю, что в первую очередь они будут обращать внимание на внешность.
— Ну и дура! Сначала они обратят внимание на твой диплом и прочие документы, а во вторую очередь, — Маринка подняла вверх указательный палец, — обязательно оценят твои внешние данные. Не спорь! Завтра же займемся преображением. Для начала отправимся в торговый центр и купим модный прикид, затем я лично займусь твоим имиджем.
Алимова колебалась не больше двадцати секунд, после чего уверенно кивнула:
— По рукам. Делай из меня королеву.
Субботний шопинг с Маринкой вылился в настоящую пытку. Четыре часа Людмила подвергалась многочисленным примеркам, от которых голова шла кругом, а Марина никак не могла уняться.
