я ещё молода, чтоб исповедоваться. Но тебе расскажу, потому что доверяю и знаю, что ты во всём разберёшься и правильно поймёшь меня, и это облегчит мне душу. До сих пор таила этот камень в сердце. Дорогой ты мой и желанный, я знаю, тебя это не сразит, и у тебя, наверное, тоже было и есть что-то своё, никому неведомое, поэтому ты способен понять меня. — Милая Аннушка, да что же такое у тебя случилось? Говори скорее, — не на шутку встревожился Анатолий. — Я твой друг, любящий тебя друг, не таись. Говори, что тебя тревожит. — Толенька, когда я была девчонкой и училась в восьмом классе, я доверилась любовнику моей старшей сестры. Ей было двадцать восемь лет, а ему, наверное, сорок с лишним. Он увёз меня, когда сестра была в командировке, на дачу, и там я лишилась девственности. — Он что тебя, изнасиловал, что ли?! — возмутился Анатолий. — Да нет, Толенька, нельзя так сказать, правильнее будет — совратил девчонку. Вот это я тебе и должна была сказать, чтобы у меня камень из души вывернулся. — Аннушка, бедная ты моя, Аннушка. У тебя есть ребёнок? — Ребёнок-то есть, а причём здесь он? Ты как это узнал? — Я узнал, Аннушка, когда ласкал твои нежные груди, и целовал сосочки. — Ребёнок, Толенька, появился, когда я вышла замуж после окончания школы. Мужем моим стал одноклассник. От него и ребёнок. Только он вскоре от меня ушёл. Не смирился с тем, что я не девчонкой ему досталась. Вот теперь ты всё знаешь. — Правильно сделала, Аннушка, что мне всё рассказала. От этого моя любовь к тебе не убавится, ведь я, как ты говоришь, «взрослый мужчина», милая ты моя. …Наступал рассвет, Анатолий забеспокоился, не хотелось оставлять Анюту в возбуждённом состоянии, тем более, расставались на длительное время. Он обнял Аннушку и взволнованно заговорил:
«Любимая моя, рассвета синева
И нынче нас с тобою разделила.
Два полуцвета, полузвука два,
Полудела твои, мои полуслова –
Кому нужны два этих полумира?!
…Хотел бы я, чтобы рассветов ливни
Не превращали никогда
нас в половины».
…И Анатолий уехал с отрядом в многодневный маршрут. Но стоило им отъехать за город, как произошла поломка автомобиля, и требовалась замена детали. Пришлось задержаться в пригороде у знакомого шоферу друга. Расположились в полисаднике и стали ждать, когда водитель из автобазы доставит запчасть. Время шло. Ночлег решили устроить на веранде во времянке, благо, спальные мешки и прочее снаряжение были с собой. Наступили сумерки. Из головы Анатолия не выходили откровения Анны, и тут он почувствовал неотвратимое желание увидеть её. «Да это же само провидение послало мне такую возможность», — подумал он, и сказал товарищам, что, воспользуется случаем, и навестит друга, а утром явится сюда непременно. Вышел на трассу и, поймав первое такси, поехал в горы к своей страдающей Аннушке. По дороге взял в магазине бутылку сухого вина, мандарины и шоколад. Проехав весь город, затемно оказался в горном ущелье у дома в пионерском лагере. Постучал в окно, и когда она распахнула ставни, залез через подоконник в дом и, «как тать в нощи», предстал перед Анной. А потом, схватив её в объятья, стал жадно ласкать, высвобождаясь из одежды. «Милая моя, желанная моя, я не мог уехать, не повидав тебя!» Для неё это было так неожиданно, и, в тоже время, так чудесно, что она буквально растворилась в его объятьях. Безумство ликования охватило их: вино, шоколад, мандарины способствовали их наслаждениям. «Девочка ты моя, все помыслы о тебе, родная», — говорил он и ласкал её, обнажённую, без стеснения и со страстью, склонился к коленям, нежил и целовал. Руки гладили её бёдра, а губы слились с нежными лепестками её сокровенного лона…
А потом, когда он лежал на спине, она шаловливо «оседлала» его, и её плоть ощутила его воинственный меч внутри себя, стимулируя собой приливы эротического возбуждения. Он нежно гладил её спину, талию и бёдра. Потом она склонилась лицом к нему, впиваясь губами в его губы, и они снова слились воедино, «забыв самоконтроль и пульс сердцебиения». "Девочка ты моя ненаглядная, трепетно-нежная и желанная, — шептал он, — как хорошо нам с тобой, любимая»… И нашло на них блаженство в неге любви.
…Удалился он от неё чуть свет украдкой, так же через окно. И через мгновение уже шагал вниз по ущелью в сторону города, сел в автобус и благополучно добрался до полисадника, где только просыпался отряд. К обеду прибыл водитель с необходимой деталью, и вскоре они продолжили путь к месту назначения. Но та ночь и встреча с любимой остались навсегда в его памяти. А когда их отряд вернулся с маршрута, лагеря геодезистов уже не было. Их работы завершились.
…После окончания полевых работ Анна уехала высоко в горы на лыжное катание. А через неделю они встретились с Анатолием в центре города. Аннушка радостно устремилась в объятья Анатолия. У неё были сияющие глаза. — Толенька, — воскликнула она, — что со мной было, ты не поверишь! Я так счастлива! Там наверху высоко в горах я познакомилась с очень милым человеком. Мы великолепно катались. Он учил меня не падать, когда стремишься вниз с большой высоты. Представляешь? Солнце улыбается, снег серебрится, а я несусь восторженная вниз и ничего не боюсь! Потом мы оказались в сауне. Там всё так классно организовано. Просто прелесть!.. — А теперь, вопрос к тебе, — неожиданно прервал её восторги Анатолий, — Аннушка! так ты что со своим новым другом оказалась в сауне, и даже вместе?!
— Ну, конечно, Толенька. Да, мы были вместе: и в сауне, и в номере, и в постели. Это оставило во мне неизгладимое впечатление. Я осознала себя по-настоящему свободной и счастливой, Толенька. Я любила, и была любимой.
— И где же твой друг, Аннушка? — поспешил с вопросом Анатолий.
— А он уехал к себе в Москву. У них, оказывается, была экскурсия, специально организованная для поездки на Кок Тобе в наш Заилийский Алатау.
— Однако, я искренне рад за тебя, — не замедлил ответить Анатолий.
— Толенька, а ведь я написала стихи специально для тебя, вот они, — Аннушка достала из сумки лист со стихами и, развернув его, протянула Анатолию.
Звёздной ночи в горах не забыть никогда,
Если даже уйдёшь и уйдёшь навсегда.
Чудный свет твоих глаз не смогу я забыть,
Что дремало во мне, ты сумел разбудить.
Мне хотелось рыдать и смеяться и петь,
И в глаза твои прямо, открыто смотреть.
Поняла. От тебя не могу я таить,
Что хочу целовать и страдать
