сказать, у него это получалось. Чётче шипастый железный браслет на запястье, ясней хищный изгиб густых бровей. Прозрачный силуэт стал очевидно плотней, и через него уже с трудом можно было увидеть изголовье кровати. Исчерченное царапинами изголовье, рваными полосами, как когтями дикого зверя. Ногтями?
Лесли вздрогнула и крепче сжала пальцами горлышко бутылки. Интересно, если её в него запустить, она пройдёт насквозь? Должна. Вот только никакого желания избавиться от этого парня всё не возникало, как бы Лесли ни пыталась воззвать к логике. Лёгкая щекотка в затылке усиливалась, а вместе с тем Эш всё меньше походил на тень и всё больше — на человека. Пришлось кинуть на кровать смартфон фонариком вверх, чтобы продолжать его видеть, потому как свечение призрака медленно гасло.
— Ты знал тётю Холли? Она бывала здесь? — попыталась Лесли выведать кусочек информации, рассеянно стянув с головы капюшон и выпустив кудряшки на свободу. Жест был непроизвольный, но ей почудилось, что на яркие волосы Эш взглянул несколько хищно. С голодом. Давно на неё так не смотрели представители противоположного пола. Забыто-приятно.
— Первый раз — с риэлтором, и дальше первого этажа не пошла, — неохотно, но всё же пояснил он: — И второй раз приехала со своими вонючими псами. Таскалась по комнатам, трясла какими-то амулетами, закатывала глаза и верещала ересь не пойми на каком языке. Зрелище было то ещё, даже Софи была в покате…
— Софи? — глухо уточнила Лесли, совершенно не удивлённая тому, что двинутая тётка вообразила себя медиумом. Зато начало проясняться, для чего она купила этот дом.
— Моя младшая сестра. Ей всего четыре, но твоя тётя знатно малышку повеселила, — Эш улыбнулся, впервые не криво, а с теплотой. На словах о сестре его хрипловатый голос смягчился, и это невольно утихомирило последние естественные инстинкты Лесли. По её мнению, вряд ли опасные призраки так очевидно любили свою семью и вряд ли тратили время на болтовню. По крайней мере, сериалы учили, что если призрак злой, то он сразу нападёт на жертву.
Выходит, она для него не жертва, а гость.
Господи, с каких пор надо вообще искать логику во сне?
— Значит, Софи, как и ты…
— О, да. Но ей ничего, мы все уже давно привыкли. — Эш улыбнулся ещё шире и повторил дружелюбный жест с протянутой рукой: — Так что же, Лесли, теперь ты не боишься меня коснуться? Я не желаю тебе зла, рыжик.
Лесли пожала плечами и с лёгким сомнением подала руку в ответ. Она совсем не ожидала, что ощутит настоящее прикосновение, и его впрямь не последовало: серебристая тень лишь сымитировала пожатие, ладонь обожгло холодом, будто засунутую в сугроб, но на этом ощущения закончились. Разве что мурашки прошли по коже, а изо рта вырвался небольшой клубочек морозного пара. Последующее покалывание вышло удивительно приятным, как бывает, когда опустишь замерзшие ноги в горячую воду.
— Странное чувство, — пробубнила Лесли, а затем вздохнула и глотнула из бутылки. Кажется, спасительного алкоголя практически не осталось, но без него спокойно сидеть и болтать с призраком было бы невозможно.
Или — без новой композиции, зашипевшей из магнитофона? Потому как Честера сменил Курт Кобейн, его небрежные, лёгкие риффы гитары, этот узнаваемый расслабленный стиль.
— Тебе нравится моя музыка. — Эш довольно кивнул, тряхнув длинной белой чёлкой, контрастирующей с остальной шевелюрой угольно-чёрного оттенка.
Лесли рассеянно моргнула, через пьяную муть и полумрак всмотревшись в его лицо получше, и с удивлением заметила, что призрак приобрёл цвета. Всё ещё бледные, но они виделись, и можно было понять, что глаза у него льдисто-голубые, а растянутая безразмерная майка — серая. Но и сквозь Эша тоже угадывались очертания предметов, а кожа была не ярче старого пересохшего пергамента.
— Я некрасив, но не беда, ведь я как ты. И зеркала все в прах 2, — тем временем спокойно и легко пел Курт, каждой новой нотой наращивая слабый стук где-то за самими висками, под черепной коробкой.
— Да, у тебя хороший вкус… был. Или есть? — запутавшись в определениях, Лесли смущённо сморщила конопатый нос.
Пряча свою неловкость, она глотнула ещё бурбона, клятвенно пообещав себе, что это в последний раз. На бутылку Эш посмотрел с легко прослеживаемой завистью, даже жадно сглотнул. Надо же, у призраков есть слюна? Насколько будет издевательством предложить ему выпить?
— Ты не представляешь, как много бы я отдал, чтобы сказать, что вкус у меня есть именно сейчас. Что я могу надраться до синих глаз и трахнуть самую тупую блондинку на выпускном. А потом всю ночь лежать на крыше с пакетом кокса, гитарой, плеером и «Нирваной». — Эш обречённо вздохнул, и в этом спокойном тоне было столько искренней боли, что Лесли невольно стало его жаль до щемящих рёбер. — Самое смешное: осознать жажду жизни уже после собственной смерти, — закончил он грустным смешком и вдруг сипло подпел за надрывающимся на припеве Куртом: — Хэ-э-эй…
Лесли смотрела на него во все глаза: насколько ей становилось холодней сидеть рядом с ним, настолько же меньше Эша можно было назвать прозрачным с каждой минутой. Он сложил руки на коленях, такой неуклюжий, каким и следовало быть парню лет семнадцати, баловавшемуся коксом. Проследив за уже вполне плотной сероватой кожей на сгибах острых локтей, Лесли заметила ожидаемые чёткие синяки.
— Ты умер от передозировки? — больше решила уточнить факт, чем спросила она, на что Эш слабо кивнул:
— Это была приятная смерть. Но что мы всё про меня и про меня, это же негостеприимно! — преувеличенно увлечённо сверкнул он глазами: — Итак, Лесли. Расскажи своему кролику из сна, почему же ты единственная, кто увидел меня за пятнадцать лет? Неужели и впрямь экстрасенс?
— Вот ещё, — скептично фыркнула Лесли. — Может, это просто потому, что я пьяна в хлам, а ты мне просто мерещишься?
Эш вдруг скользнул с кровати, и когда он встал на ноги, стало отчётливо понятно, насколько он выше её ростом. От него веяло холодом и слабо пахло чем-то сладковатым, миндальным. Сейчас он казался почти что человеком, только двигался слишком легко, будто не имел веса в пространстве, и его могло сдуть порывом ветра. Лесли замерла, позволив ему обогнуть кровать и подойти к ней. Он, не отрываясь, смотрел на её волосы, отчего по позвоночнику пробежали мурашки. То ли лёгкого беспокойства, то ли странного, извращённого предвкушения. Ей хотелось коснуться его ещё раз. Просто попробовать. У него хотя бы не было ни капли отвращения к ней, напротив — отчётливый интерес.
Загадочно, любопытно, но в то же время что-то отталкивало, и эти порывы интуиции так явно заглушала гитара
