он вышел из-за стола. Я вжалась в столешницу, когда он оказался рядом. Вдохнула и почувствовала тот самый запах, впервые который уловила днём, и против воли вжалась в уголок у раковины ещё сильнее. Открыв шкафчик сбоку от меня, Захар вытащил тарелку и приборы. Тарелку поставил на стол, сверху со звоном положил вилку. Посмотрел на меня. Дыхание перехватило, лицо запылало. Его губы надменно, с презрением искривились.
— Родишь мне сына, — сказал он очень тихо, — и можешь валить на все четыре стороны.
Кончик ножа коснулся моего плеча, потом ключиц и шеи. Захар провёл им вверх, до подбородка. Перевернул нож плашмя и заставил меня поднять голову.
— До этого момента ты должна делать так, как говорю я. Неповиновения я не терплю.
Он убрал нож и в секунду повернул его ручкой ко мне. Я взяла, снова не соображая, что делаю. Ноги подкашивались, кожей я всё ещё чувствовала остриё и холод.
— В контейнере рядом с раковиной творог, молоко в холодильнике, — сказал он, не отпуская моего взгляда. — Подогрей молоко и садись за стол.
— Я не люблю творог, — выдавила с усилием.
— Творог в контейнере. Молоко в холодильнике, — сказал он ещё раз и коснулся моей руки.
Кожа покрылась мурашками, по телу прокатилась дрожь. Захар разжал мои пальцы и забрал нож. Поднял и надавил большим пальцем на лезвие. Смотрел мне в глаза и вдавливал всё сильнее, пока на его пальце не выступила кровь. Дотронулся до моей нижней губы.
— Ты забеременеешь, выносишь мне сына и родишь. После этого я забуду о тебе. Но пока ты тут, забудешь ты. О том, что ты любишь и не любишь, о том, чего ты хочешь или не хочешь.
Он с нажимом провёл по губе окровавленным пальцем. Затем вернулся за стол и положил нож рядом с тарелкой. Я рассеянно посмотрела на раковину, на столешницу рядом. На ней действительно стоял контейнер. Только есть уже не хотелось. Но я всё-таки положила себе творог и молоко тоже погрела. Принесла всё на стол и села напротив Захара.
— С днём рождения, — сказал он, только я взяла в руки молоко. Приподнял бокал.
— Вы на самом деле псих или только пытаетесь им казаться?
— А ты как думаешь? — отпил вино и вернул бокал на стол.
— Не знаю, — ответила искренне.
Он искривил губы и взглядом показал на творог.
— Ешь, Вика. Мой сын должен родиться здоровым.
За ужином Захар молчал. Только когда я хотела добавить в творог сахар, чтобы сделать его хоть сколько-то съедобным, поймал мою руку и отрицательно покачал головой. Вместо сахара поставил передо мной банку с мёдом, который я ненавидела ещё сильнее, чем творог. Для того, чтобы меня начало тошнить, не хватало разве что яблочного сока. Благо, обошлось без него.
— Спасибо за ужин, — сказала и хотела встать.
— Сядь, — приказал Захар, подтвердив приказ свинцовым взглядом. — Никогда не выходи из-за стола раньше меня.
— Что за бред?
Я всё-таки вернулась на место. Пришлось дождаться, пока этот психопат закончит с ужином. Он ел неспеша, цедил вино и, казалось, не замечал моего присутствия. Разглядывая его украдкой, я гадала, что может связывать их с Юрой. Муж никогда не упоминал о нём. Сколько ни пыталась я вспомнить хоть что-то, в памяти ничего не всплывало. Разве что в последнее время муж был мрачный и дёрганный, говорил, что у него проблемы на работе. Видимо, дело было не только в ней.
Закончив с ужином, Захар долил в бокал вино и поднялся. Ничего не сказав, вышел на улицу через заднюю дверь, так и оставив посуду неубранной. Намёк? Если так, пусть засунет его себе в одно место. Я ему не прислуга.
***
Полночи я раздумывала, что делать. Как выбраться из дома, похожего на крепость? Захар чётко дал понять, что с территории я не выйду, пока не сделаю его отцом.
— Бред какой-то, — прошептала в пустоту, наверное, в десятый раз.
Только сколько бы я это не повторила, ничего не изменилось.
Ближе к рассвету я всё же задремала, но почти сразу меня разбудил непонятный шум. Выглянув на улицу, увидела маленький фургон службы доставки, и вдруг поняла — вот он, шанс. Фургон проехал за дом, должно быть, к заднему входу, а я наскоро натянула платье и, как была босиком, бросилась из комнаты.
Пока спускалась вниз, чётко продумала, что должна сделать. Прежде всего нельзя попадаться никому на глаза. Если «любитель роз» и его верный пёс Слава будут думать, что я сплю, времени хватит.
Заглянула на кухню — так и есть, на столе стояли пакеты, а дверь была распахнута настежь. Сквозь неё я видела фургон с открытыми задними дверцами.
Шаг, другой…
— Сегодня большой заказ, — раздалось из-за машины.
— Да. — Второй голос принадлежал Вячеславу. — У хозяина гости.
— Понятно. Следующая доставка по графику?
Голоса переместились дальше, и я поспешно юркнула за машину. Сердце стучало всё сильнее и сильнее. В разговор я больше не вслушивалась. Никогда ещё свобода не пахла так сладко, не была такой желанной. Прижалась к фургону.
— Ну давайте же, — прошептала одними губами. — Мне секунда нужна.
Словно услышав мои мольбы, они скрылись в доме. Адреналин зашкалил, когда я стремительно бросилась к распахнутым дверцам и залезла внутрь. Голоса снова приближались. Всё, что было в кузове — какой-то ящик и несколько отсеков для коробок. Я забилась в угол и, затаив дыхание, до боли скрестила пальцы.
— Доброго дня. Спасибо…
Двери захлопнулись, и в кузове стало темно. Не прошло и нескольких секунд, как завёлся мотор, и фургон тронулся с места. Проехал немного и остановился снова. Я прислушалась к голосам.
Первый не разобрала, но он был спокойным.
— Отличного дня, — сказал кому-то доставщик, и мы снова поехали.
Ворота. Само собой, как я могла забыть? Навалилась на стену и с облегчением прикрыла глаза. Через сколько этот псих поймёт, что меня нет? Во сколько он там завтракает? В любом случае не на заре.
***
Ехали мы долго. Оно и не удивительно — сюда меня везли тоже порядочно. Нужно срочно дозвониться до брата. Главное, чтобы не лазил где-нибудь в своих горах без сети и интернета.
Только я подумала, что мы вот-вот должны приехать, фургончик остановился. Сердце опять забилось чаще. Ждала, что доставщик выйдет на улицу, но ничего не происходило. И тут вдруг задние дверцы распахнулись.
В первую секунду я ослепла от яркого солнца, а потом…
— Выходи, Вика, — приказал Захар.
Я не шевелилась. Смотрела на него, возвышающегося на
