— Так вот почему отец так настойчиво уговаривал меня. И почему я оказалась все-таки "умной девочкой", — вспомнила Дженни с неприятным чувством.
— Пустяки. Не придавай значения. — Норман ласково погладил Дженни по голове. — И как Фрэнк обрадовался, когда я предложил ему отдать только половину — в качестве приданого! Только я вовсе не его пожалел, а твою мать. — Норман посуровел. У губ пролегла горькая складка. — Скандал тяжело отразился бы на ней. А она и так достаточно вынесла от твоего отца, чтобы страдать еще и из-за этого. Твое приданое с самого начала предназначалось ей. А иначе бы я и не взял этих денег. Я давно в курсе многих дел Фрэнка Бримсли. И достаточно хорошо знаю его биографию. Меня всегда возмущала несправедливость, допущенная им по отношению к твоей матери. Я говорил с ней и убедил, что эти деньги должны принадлежать ей по праву.
— Ты добился невозможного, — медленно произнесла Дженни. — Мама никогда и ни от кого не соглашалась принимать помощь.
— Я умею настоять на своем. — Норман хитро посмотрел на Дженни. — У меня талант убеждения. Но у твоей матери были, я думаю, свои причины согласиться взять эту сумму. Она становилась равной Фрэнку. Обретала некоторую независимость. Это позволило ей, я надеюсь, по-другому оценивать себя.
— Ты такой проницательный! — восхищенно воскликнула Дженни. — Ты снял камень с души мамы.
— Не уверен, — вздохнул Норман. — Но, будем надеяться, все у нее будет хорошо. Что касается нас, Джейн… Осталось еще одно дело, которое я обязательно должен довести до конца. А потом — прощай вся эта суета. Я начинаю жить по-настоящему.
— Начинаешь… Что значит жить по-настоящему? — удивилась Дженни.
— Жить с тобой. Мне кажется, я вообще понял, в чем смысл моего существования, только после того, как мы познакомились. И без тебя не представляю себе…
— Почему без меня? — Дженни меланхолично водила большим пальцем босой ноги по деревянному полу террасы. — У меня тоже только одно сердце, и оно принадлежит тебе. Не знаю, как мы все это преодолеем… Но почему ты не признался раньше?
— Сначала просто наслаждался, и мне не приходило в голову портить себе отдых и вместо того, чтобы слушать тебя и море, говорить о своем материальном положении. Ну а потом испугался. Столько раз бывал обманут, что уже перестал верить в удачу. А вдруг ты такая же, как твой отец? Как десятки других женщин, пытавшихся околдовать меня. Я ведь чуть было не потерял тебя. И я думал, ты сама все поняла после разговора с Арабеллой.
Дженни хмуро смотрела на стайку красных кардиналов, сидевших на пальме и напоминавших собой гроздь экзотических фруктов.
— Я не пыталась околдовать тебя и я ничего не поняла из разговора с Арабеллой… Удивительно, что мы все-таки не расстались. Кажется, все было против нас. — Дженнифер подумала о матери и о том, сможет ли та быть снова счастлива. — Боюсь только, отец теперь может сойти с круга, — сказала она грустно.
— Это его дело, — резко ответил Норман.
Дженни укоризненно покачала головой.
— Почему ты так жесток к нему?
— Он того заслуживает. — Норман потянулся за соком, взял в руки стакан и неприязненно посмотрел на него, как будто увидел там лицо Фрэнка Бримсли. — Твой отец обратился в наш банк за займом. Я знал, что он прогорит. Если бы я отказал ему в кредите, он не решился бы начать ту рискованную операцию. Однако я дал ему кредит.
Дженни выпрямилась.
— Говори все, раз начал. Не просто же так ты это сделал?
— Старые счеты.
— В конце концов, он мой отец. Могу я узнать, чем он провинился перед тобой?
Глядя прямо перед собой, Норман осушил стакан, повертел его в руках, поставил на столик и глубоко вздохнул.
— Фрэнк сделал несчастной мою мать. — Слова эти он буквально выдавил из себя.
— Норман! — Как ей хотелось облегчить его боль! Дженнифер повернулась к нему, обняла и, тихонько поглаживая по плечу, долго молчала. — Мне жаль, — сказала она, почувствовав, что его тело расслабляется от ласки. И обняла его еще сильней. — Он встал между твоими родителями, да? И послужил причиной твоих несчастий?
— Да, в общем.
— Мне так жаль, милый, — Дженнифер колебалась, потом решилась. Они должны быть честными друг с другом и высказывать откровенно, что у каждого на душе. — Я знаю, ты ненавидишь его. Ты что-то задумал. Прошу тебя, остановись. Не надо больше мстить ему, — взмолилась Дженни. — Ради меня, ради моей мамы.
— Ты защищаешь его после всего того, что он сделал с тобой, с твоей матерью? — тяжело проговорил Норман.
— Он мой отец, — ответила она просто. — Несмотря ни на что, мне всегда хотелось заслужить его доверие. Наверное, потому, что я никогда не удостаивалась его. Он отвергал меня так же бесчувственно, как отверг мать. — Дженни вздохнула. — Я всегда так болезненно переживала, когда он приезжал к нам.
— А он часто приезжал? — мягко спросил Норман.
— Первый раз, когда мне было четыре года, а потом наведывался, когда я была уже подростком. Мама носилась по квартире, как ветер, наводя чистоту и порядок. Примеряла нам обеим платья, выдумывала очаровательные прически. И я была очень, очень мила. Помню, он поцеловал меня, а потом качал на коленях. Но конфеты, которые он мне дал, оказали непредвиденное действие на мой организм, меня стошнило прямо на его белоснежные брюки!
Норман сочувственно потрепал Дженни по плечу.
— Он был в ярости?
— Просто взбесился. Стряхнул меня с колен, как котенка. Но хуже всего было то, что я испортила маме ее праздник. Отец умудрялся сделать так, что мы все время чувствовали себя виноватыми. Как хорошо, что у нас все по-другому! — Дженнифер признательно посмотрела на Нормана. — Благодаря тебе. Мы с тобой счастливы. У нас есть то, чего нет у многих людей. Мы можем быть выликодушны. Не надо больше преследовать его, ладно?
— Обещаю тебе, — пробормотал Норман, водя подбородком по ее волосам, — если он останется с твоей матерью и будет относиться к ней с должным уважением, я не буду пока требовать возвращения займа и не нашлю на него таможенников. Но он висит на волоске. Однако я не буду его трогать. Ради тебя. Довольна?
— Да, — с чувством сказала Дженни, — спасибо тебе, Норман.
Он тихо вздохнул и поцеловал ее в лоб.
— Вон ловится наш ужин, — сказал он, вглядываясь в далекий силуэт маленькой лодки, видневшийся на ослепительно сверкающей водной глади. — Я думаю, не пора ли нам уже переодеваться к столу? — закончил он странно дрогнувшим голосом.
— Но… у нас еще целых три часа… — удивилась Дженни и зажмурилась от удовольствия, когда он, запрокинув ей голову, проложил нежную дорожку поцелуев от ямки на шее до подбородка. — Да, — прошептала она еле слышно, поняв теперь, что он имеет в виду. — Трех часов нам будет достаточно…
