Итак, Элизабет Патруччо. Патрик криво усмехнулся, пробираясь в потоке машин к Марлхэм Стрит, где находился дом Алека. Она все-таки добилась своего. Он вспомнил желтые кудряшки Бетти и ее стремление во что бы то ни стало занять достойное место в жизни. Надеюсь, что они счастливы, подумал он про себя.
На Марлхэм Стрит его встретили родители Алека.
— Они здесь не живут, Пэт, — сказала ему полная невысокая женщина с четким итальянским акцентом. — Мы купили им славненький домик на Баквуд Авеню. Номер 28. Но сейчас они, по-моему, уехали в Нью-Йорк, навестить мою сестру. — Миссис Патруччо задумчиво посмотрела на Патрика. — Правда, в их доме живет подруга Элизабет. Может быть, тебе нужна именно она? — Она с загадочной улыбкой посмотрела на молодого человека.
Патрик кивнул головой и через мгновение уже заводил машину.
— Баквуд Авеню, 28, не забудь, — крикнула миссис Патруччо ему вслед. Ох, молодость, молодость.
Патрик сразу заприметил небольшой аккуратный домик, отличавшийся от своих соседей уютным садиком и дорогой машиной у крыльца. Он без труда узнал «мерседес» Алека. Значит, Робин живет именно здесь.
Он припарковал машину и направился к дому. Сердце отчаянно стучало, во рту пересохло. Как она встретит его?
Он позвонил. Вначале тишина, потом шлепанье босых ног по полу. Патрик схватился за перила. Он не был уверен, что устоит на ногах, увидев ее.
— Иду! — услышал он до боли родной голос.
Дверь распахнулась. На пороге стояла Робин, приложив ладонь козырьком ко лбу и жмурясь от яркого солнечного света. Она только что встала с постели. Ее выдавали взъерошенные волосы и наспех наброшенный халатик. У Патрика защемило сердце. Каждый раз, когда он думал о ней в Швейцарии, он представлял ее себе загадочной неприступной красавицей, принцессой, во имя которой совершаются подвиги. А теперь она стояла перед ним, заспанная и взлохмаченная, в халатике, но не менее привлекательная от этого. Родная и близкая… Обаяние ее темных глаз и ласковой улыбки оказалось намного сильнее того образа, который сохранился в его памяти.
— Привет, — сказал Патрик и замолчал, не в силах произнести ни слова больше.
— Патрик! — ахнула Робин и отступила в спасительный полумрак прихожей.
Она настолько растерялась, что забыла поздороваться или предложить ему войти. Они стояли и, не отрываясь, смотрели друг на друга.
Робин опомнилась первой.
— Проходи.
Патрик вошел в дом.
— Ты… ходишь? — задала она ненужный вопрос, не в силах сдержаться.
Патрик кивнул головой.
Робин закрыла лицо руками. Она столько раз думала о том, что однажды он вернется, готовила для него слова обвинения. Но она не могла предвидеть ни того, что он придет на своих ногах, ни того, что она не сможет вспомнить ни одного гневного слова.
— Пойдем в гостиную, — заторопилась Робин. Только делать что-нибудь, что-нибудь говорить, чтобы иметь возможность прийти в себя, собраться с мыслями…
Патрик послушно следовал за ней. Он хотел кинуться перед ней на колени и рассказать, как ему не хватало ее любви все это время, но признания замерзли на его губах. Он не знал, с чего начать.
— Я рада, что ты выздоровел. — Робин судорожно кивнула. — Как это случилось?
Патрик пожал плечами. Ему не хотелось вспоминать сейчас о своей жизни в Швейцарии, о Кэтрин Флемиш. Он предпочел бы просто любоваться Робин, не произнося ни слова.
Они стояли посередине большой светлой комнаты. Минутное замешательство прошло, но они по-прежнему избегали смотреть друг другу в глаза. Робин находилась на расстоянии вытянутой руки, но Патрику на мгновение показалось, что их по-прежнему разделяют сотни километров.
Патрик мучительно искал слова, чтобы разбить стену, стремительно выраставшую между ними, но чувствовал полнейшую беспомощность. Он понимал, что с каждой минутой Робин удаляется от него. Как объяснить ей, что между ними ничего не изменилось, что его сердце по-прежнему принадлежит ей? Что он сожалеет, что заставил ее страдать?
Мысли Робин были в таком же хаосе. Первым порывом было броситься Патрику на шею, но она сдержала себя. Кто знает, зачем он приехал. Если бы он был в инвалидной коляске, она ни минуты бы не сомневалась в том, что он вернулся к ней, но теперь все было по-другому.
Молчание затягивалось, становилось невыносимым, поглощало их обоих, опутывало пеленой непонимания.
— Хочешь что-нибудь выпить? — выдавила из себя Робин. Она вспомнила о роли гостеприимной хозяйки.
Патрик кивнул. Все что угодно, лишь бы не стоять так дальше в немом противостоянии. Робин с облегчением направилась к кухне.
Если бы она не споткнулась о загнувшийся краешек ковра, этого могло и не произойти, но она споткнулась, и он протянул руку, чтобы поддержать ее. Их глаза встретились.
— Робин, — пробормотал он, и через секунду она была в его объятиях.
Он жадно прижался к ее полураскрытым губам, забыв обо всем на свете. Он покрывал ее лицо страстными поцелуями, избывая тоску по ее ласкам. Робин обхватила руками его шею. Она не могла поверить в то, что он снова обнимает ее.
Патрик дотронулся до ее блестящих волос и с наслаждением погрузил пальцы в их густоту. Аромат ее кожи бросился ему в голову. Он оставил шелковистые локоны в покое и, проведя рукой по ее нежной щеке, коснулся шеи, плеча. Он заново открывал для себя красоту ее тела.
Тихий стон сорвался с ее губ, когда его рука скользнула ниже, к округлости стройных бедер. Патрик прижал ее еще ближе, чувствуя во всем теле непреодолимую потребность ощущать ее каждой клеточкой кожи.
Патрик поднял голову, и Робин взглянула в его потемневшие от желания глаза.
— Я хочу тебя, — прошептал он, едва касаясь губами завитка волос над ее ухом.
— Пойдем наверх, — ответила она, ни минуты не сомневаясь в правильности своего решения. Ее жених вернулся к ней, чтобы остаться с ней навсегда.
Патрик кивнул головой и, взяв ее за руку, повел по лестнице на второй этаж.
Они вошли в небольшую уютную комнатку с низким потолком и окнами, выходящими в сад. Слева стояла большая двуспальная кровать, покрытая разноцветным стеганым покрывалом.
Патрик сорвал с себя галстук и расстегнул пуговицы рубашки, лихорадочно освобождаясь от одежды. Одним движением отбросил ботинки и носки, брюки полетели в ту же сторону. Потом он развязал пояс ее легкого халатика, швырнул воздушную ткань на кровать и прижал Робин к себе, обжигая жаром своей кожи. Робин окутал аромат его тела. Она приникла к нему, чувствуя, насколько ей не хватало его объятий все это время.
И они упали на кровать, срывая друг с друга остатки одежды, пока, наконец, их тела не слились в едином порыве наслаждения. Робин плыла в облаках, упиваясь каждой секундой его ласк. Она чувствовала неистовое биение его сердца и отдавала ему всю себя без остатка.
