– И вы выбрали меня?
Он кивнул.
– Именно! Из тебя получилась бы идеальная жена для него – я понял это сразу, как только увидел тебя. И я подозревал, что его интерес к тебе будет очень легко разбудить: я же видел, как он смотрел на тебя, когда приходил ко мне в больницу, и он начал спрашивать меня о тебе еще до того, как я сам упомянул о тебе.
– Правда? – вырвалось у Меган.
– Правда. И таким образом я пришел к выводу, что надо уговорить тебя приехать на Кипр, чтобы вы смогли познакомиться поближе.
– Но вместо этого он обручился с Элени, – сухо заметила она.
– Ха! Да я с самого начала знал, что это все блеф! Разве я этого не говорил? Я же видел, как растет его интерес к тебе. Мне, конечно, плевать на сплетни прислуги, но они рассказывали, что он каждую ночь приходил к тебе в комнату.
Меган почувствовала, как порозовели ее щеки.
Дакис усмехнулся.
– Я же говорил тебе, у мальчика всегда был весьма неплохой вкус. Но сам начал волноваться, начал ощущать нетерпение. Мне казалось, что времени осталось совсем немного. Поэтому я надумал изменить свое завещание в твою пользу – я надеялся, что таким образом заставлю его понять, насколько уверен в тебе, и осознать до конца всю глубину его истинных чувств. Понимаешь, я всего лишь хотел использовать свое завещание как оружие, хотел указать ему самый короткий путь, подтолкнуть его.
Меган криво усмехнулась.
– К сожалению, результат получился обратный.
– Да, обратный. – Он тяжело вздохнул. – Мне следовало лучше разобраться в своем сыне и вовремя сообразить, что никогда не нужно вмешиваться в его дела. Он все делает по-своему. Но тем не менее вот он я, старый дурак, опять вмешиваюсь и лезу, куда не надо.
– Что? – Меган с удивлением взглянула на него.
– Я приехал, чтобы уговорить тебя вернуться со мной на Кипр.
Несколько секунд она лишь молча смотрела на него, затем медленно и твердо покачала головой.
– Мне очень жаль, но я не могу этого сделать.
– Мой сын нуждается в тебе, – умоляюще заговорил Дакис. – Он очень несчастен.
– Ну, это его проблемы, – жестко сказала Меган. – Вы, кажется, упомянули, что он сообщил вам о случившемся.
– Да, сообщил. Не могу не согласиться, у тебя есть полное право быть очень сердитой на него. Но если ты действительно любила его, неужели ты не можешь найти хоть немного любви в своем сердце, чтобы простить его?
– Нет. Я уже ему это сказала.
Он печально улыбнулся.
– Ах, в тебе так много гордости. Это очень хорошо – быть гордым. Должно быть, именно благодаря твоей гордости он и полюбил тебя. Но послушай меня, старика, отказываться от такой любви только ради гордости – это значит совершить глупую непростительную ошибку. Уж я-то это знаю, и получше многих…
Он умолк и задумался о чем-то, ушел глубоко в себя. Меган ждала, чувствуя, что есть что-то еще, о чем он собирается ей сейчас рассказать.
– Ты знаешь, что моя жена оставила меня, когда Тео был совсем ребенком? И знаешь, почему она так сделала? Потому что была уверена, что у меня есть любовница. Но она ошибалась. О, признаюсь, мне всегда нравились хорошенькие дамочки, но простой флирт – это одно, а супружеская измена – совсем другое. Я очень ее любил – с первой минуты, когда я увидел ее, она была единственной женщиной, которую я хотел и в которой нуждался. Но мне было очень больно, что она мне не верила, и потому я позволил ей думать обо мне самое худшее. А когда она бросила меня, я был слишком горд, чтобы попытаться ее вернуть. – Что-то блеснуло на сухой щеке Дакиса – если бы они стояли на улице, то Меган бы решила, что это всего лишь капля дождя. – А потом… прежде чем сообразил, какую ошибку совершаю, я понял, что выбрасываю на ветер самое для меня драгоценное… Она погибла…
Меган почувствовала, как в горле у нее сжимается болезненный комок.
– Это… это так грустно, – прошептала она, накрывая его худую руку своей.
Он медленно кивнул и поднял на нее решительный взгляд.
– Не совершай той же самой ошибки. Мой сын любит тебя, и ты его тоже любишь. Не позволяй собственной глупости и ненависти таких, как Гиоргиос, встать между вами. Вернись со мной на Кипр и дай моему мальчику еще один шанс.
Девушка настороженно взглянула на старика.
– Это он попросил вас приехать?
– Нет. Но, думаю, он догадался, что я попробую поговорить с тобой, пока буду в Англии.
– Но сам он не очень-то утруждается! – бросила она язвительно.
– У него тоже есть гордость. Он скрывал свою боль, работал очень много, словно пытался заглушить тоску. Теперь я твердо знаю, что все семейное дело перейдет полностью к нему.
– Значит, вы добились того, о чем мечтали.
Старик печально покачал головой.
– Больше всего на свете мне хочется, чтобы он был счастлив. Он – мой сын, и я не желаю обречь его на долгие годы одиночества без той единственной женщины, которую он любит, как это было со мной из-за моей дурацкой гордости! Он такой же, как я, и, хотя его глаза могут наслаждаться множеством прекрасных женщин, свое сердце он отдаст только один раз и на всю жизнь. Прошу тебя, поедем со мной.
Она глубоко вздохнула.
– Я… я подумаю, – наконец произнесла она.
– Как долго? – требовательно спросил он.
– Вы снова пытаетесь меня торопить!
– Верно. Я же не знаю, сколько мне еще осталось.
– Вы знаете, кто вы такой на самом деле? Коварный интриган!
И тут прежняя, плутовская улыбка вдруг озарила морщинистое лицо старика.
– Я же говорил тебе и раньше, – весело сказал он, – что привык всегда получать то, чего хочу.
Как здорово было снова увидеть море! Только сейчас Меган до конца сумела осознать, насколько она соскучилась по его глубокому синему сиянию, по мягкому перешептыванию волн. Она сбросила туфли и, с наслаждением ощущая под босыми ногами мелкий, нагретый солнцем песок, подошла к самой кромке прибоя. День близился к вечеру, солнце уже окуталось слабой туманной дымкой и окрасило небо алыми, малиновыми и золотистыми полосами.
Она услышала звук шагов, поскрипывающих по песку позади, но не повернула головы. Она знала, что это был он. Он остановился в нескольких метрах за ее спиной и долго молчал.
– Ты вернулась вместе с отцом?
– Да.
– Значит, я не сумел уговорить тебя, а он смог?
– Да. – В ее голосе прозвучали более жесткие нотки, чем она хотела, но Меган чувствовала, что внутри ее все еще кипит злость. – И можешь по этому поводу думать все, что тебе заблагорассудится.
– Нет. – Она услышала, как он вздохнул – вздох боксера, который испытал на себе чересчур много сокрушающих ударов противника и уже готов был свалиться замертво. – Нет. Я вообще не собираюсь ничего думать по этому поводу. Я сказал тебе, что полностью осознал свою ошибку. – Он подошел ближе. – Ты изменила прическу.
