Микаэла фыркала, смеялась и для виду сопротивлялась. А потом они одновременно замерли, пристально глядя друг на друга.
– Микаэла… Микаэла… – прошептал Коул и принялся целовать ее уже по-настоящему.
Потом он снова погрузился в дремоту, а Микаэла снова не могла сомкнуть глаз. Вопреки ее надеждам страх вернулся снова, разъедая ее, как кислота.
Глупая, какая ты глупая, твердил внутри нее противный ехидный голос. Расчувствовалась. Да он веревки из тебя вьет… Стоит ему лишь бровью повести, как ты падаешь в его объятия, покорная и жаждущая, как бесправная наложница султана. Эх, ничему жизнь тебя не учит…
– Нет… – прошептала она и заткнула уши.
– Что ты там бормочешь, Микаэла? – хрипловатым со сна голосом спросил Коул и обнял ее сзади.
Она повернулась и изо всех сил прижалась к нему. Микаэла не хотела, чтобы Коул догадался, о чем она сейчас думает. Однако оказалось, что он и не думает следить за ее лицом. Глаза Коула были еще закрыты, а на лице застыло какое-то странное, немного напугавшее ее выражение.
– Так… О своем, о больном…
– Что, сильно болит? – спросил он, обнимая и привлекая к себе еще плотнее. Вздохнул, так что колыхнулись легкие прядки.
– Уже нет…
Да он настоящий волшебник. Скоро у нее останется только один выход: с целью избавления от своих тяжких дум быть постоянно рядом с ним, прижиматься к его обнаженному телу… Какой приятный способ самообмана. Ведь таким образом просто уходишь от проблем, не решая их!
– Хочешь позавтракать?
– Умм… очень… – прошептал он ей прямо в ухо, чмокнул в обнаженное плечо, и Микаэла вздрогнула от пробежавших по спине мурашек.
Немного смущаясь пристального взгляда Коула, она оделась и отправилась на кухню. Коул появился через десять минут.
– Сваришь кофе? А то я так и не научилась пользоваться этой штуковиной.
– Конечно.
Коул тут же понял, что что-то не так. В его глазах стыл вопрос, и меж бровей залегла легкая морщинка.
– Тебя что-то беспокоит.
– Нет-нет…
– Да. И, кажется, я знаю что.
Нет, он не может этого знать! – испугалась она.
– Так я и думал, – пробормотал Коул, глядя в ее испуганное лицо. – Я всего лишь наемный работник… Твой наемный работник, – с нажимом произнес он.
– Это не имеет никакого значения.
– Для тебя имеет.
– Нет! Ты не можешь отвечать за меня, Коул! – почти яростно сказала она.
– Тогда что?
– Я не могу… Я правда не могу!
– Ты можешь довериться мне, Микаэла. Ты это знаешь.
– У меня нет тайн. Это просто внутри, понимаешь? Как червоточина.
– Все это глупость!
– Нет. Я знаю, это вот здесь. – Она прижала руку к груди.
– Ты не готова… – тихо сказал он, и Микаэла едва сдержала слезы.
Он прав, черт его побери, она оказалась не готова! Она не хотела заставлять его страдать, но получилось так, что причинила страдания.
– Послушай, Коул… В моей жизни и так все пока слишком запутанно. Не нужно больше ничего усложнять.
– А моя жизнь… Проклятье, кажется и в самом деле все слишком запутанно…
Микаэла с отчаянием поняла, что он уже слишком далеко и вряд ли станет прислушиваться к ее словам, аргументам и доводам. Она молча наблюдала, как он поднялся и резкими движениями стал насыпать кофе в турку.
Может, это и к лучшему, прикусив губу, подумала она. Но голову заволокло каким-то сизым туманом. А внутри было пусто и горячо, словно из груди вытащили сердце и теперь эта полость наполняется горячей кровью.
Все равно у них нет и не может быть будущего. Как все это глупо! Нет, она не для него.
После завтрака, прошедшего в тягостном молчании, Микаэла вызвалась вымыть посуду. Коул кивнул и ушел. Вымыв посуду, она уединилась в своей комнате. Когда через два часа Коул нашел ее, Микаэла уже собрала чемодан.
– Уезжаешь?
– Всего на пару дней.
Он кивнул, делая вид, что поверил. Микаэла схватила чемодан, но Коул мягко разжал ее руку и сам отнес его вниз. Шедшая следом Микаэла видела, как бешено пульсирует жилка на его шее.
Увидев на пороге своего дома Микаэлу, Дейзи невольно ахнула.
– Майки!
– Со мной все в порядке. Просто устала.
Микаэла тяжело опустилась на диван, привалившись к спинке, и закрыла глаза. Больше всего на свете ей хотелось уснуть и никогда не просыпаться. Она вспомнила прощание с Коулом, и слезы полились из-под смеженных век.
Стоя в холле, возле входной двери, Коул неожиданно протянул ей руку ладонью вверх. Древний обычай, показывающий, что у человека мирные намерения и нет никакого оружия. Он не сказал ни слова, но Микаэла знала, что это ее единственный шанс, что она никогда больше не получит предложения разделить с ним жизнь – именно это означал этот жест. Она хотела поднять и протянуть свою проклятую руку, но все тело казалось замороженным. Если бы он только был на шаг ближе… Если бы он помог ей!
Коул усмехнулся и опустил свою руку. В его глазах плавилась черная лава боли.
– Наверное, я это заслужил, – тихо сказал он. – Столько лет я брал, ничего не отдавая. Теперь пришла пора платить по счетам!
Микаэла дернулась и с ужасом посмотрела ему в лицо. Коул отвел глаза.
– Прощай, Микаэла.
А уже на подъезде к Чикаго она внезапно поняла, что любит его. Что она любила его все эти одиннадцать лет. Как такое могло случиться?! Микаэла беспомощно огляделась: огромные пробки в обе стороны. Никакой возможности развернуться и броситься обратно. Она разрыдалась. Из-за струившихся слез она едва различала дорогу, а стоявшие сзади машины то и дело сигналили ей, чтобы не мешкала. К тому времени, как она добралась до дома Дейзи, у Микаэлы не осталось ни слез, ни сил, а в груди нарастал тяжелый, холодный комок. Там не было сердца. Потому что свое сердце она оставила на ранчо.
Микаэла смутно осознавала, что Дейзи ее раздела и уложила в постель. К вечеру у нее поднялась температура, которая держалась два дня. Два дня Микаэла находилась в сумраке, а на третий открыла глаза.
– Слава богу, – прошептала Дейзи. – Теперь все будет хорошо.
Дейзи накормила ее крепким бульоном, и Микаэла снова рухнула на подушки. А через два дня, когда она еще чувствовала себя беспомощнее младенца, к ней пришли гости: Мэри-Энн и Дик.
– Привет, Майки! – поздоровалась Мэри-Энн. – Мы с ума сходили от беспокойства. Как ты?
– Гораздо лучше.
– Это надо же себя так уморить!
По глазам подруги Микаэла поняла, что Мэри-Энн известно гораздо больше, нежели она сейчас демонстрирует, однако Мэри-Энн, верная своим принципам, не собиралась лезть в личную жизнь Микаэлы. Она проинформировала подругу, что ремонт в доме закончен, и показала фотографии. Снова увидев дом, Микаэла испытала приступ острой боли и едва не скривилась.