Адрес был. Оливия записала его, схватила сумку и быстро сбежала вниз по лестнице.
Офис Эдварда находился на семьдесят пятом этаже небоскреба из стали и стекла, в нижней части Манхэттена. Вся обстановка здесь говорила о деньгах, власти и престиже. Но Оливия не ощущала страха: она была разгневана.
Этот гнев вел ее сначала из лифта в роскошный, орехового дерева холл, потом дальше, по длинному коридору, но когда она очутилась у двери с именем Эдварда, все ее мужество испарилось. Чего я добиваюсь? — подумала Оливия. Эдвард поступит так, как захочет, она не может остановить его. На его стороне было все, в то время как она…
Дверь распахнулась, Оливия увидела перед собой знакомое красивое лицо и мгновенно поняла правду.
Не страх потерять завещанное Чарлзом привел ее сюда. Ее приход объяснялся просто: она любила Эдварда, каким бы он ни был и что бы ни сделал ей. Она любила его на Багамах, любит его сейчас, она всегда будет любить его.
Она сделала быстрый шаг назад, но Эдвард успел удержать ее. Его прикосновение было равнодушным, безличным, но Оливия не могла не подчиниться ему. Его пальцы были словно железные, а во взгляде чувствовалась сталь.
— Входи, Оливия, — сказал он.
Сердце Оливии бешено билось, но она все же гордо подняла голову, стряхнула его руку и вошла.
Его кабинет был огромен, размером, должно быть, во всю ее квартиру. Мебель показалась Оливии весьма внушительной, хотя она не успела ее как следует рассмотреть. Ее мучила мысль, что она совершила ошибку, придя сюда по своей собственной воле, и теперь оказалась в ловушке.
— Садись, — предложил он.
— Нет, спасибо, — ответила она спокойно, хотя биение пульса отдавалось у нее в ушах. — То, что я собираюсь сказать, не займет много времени.
Какая-то скользкая улыбка мелькнула на его губах.
— Я, конечно же, знаю, почему ты пришла.
— Да. — Она с трудом сглотнула слюну. — Да, я уверена, что знаешь.
— Это дополнительное распоряжение в завещании Райта, — ты хочешь знать, почему ты все еще должна возвращать заем.
Оливия сумела удержать себя в руках.
— Я знаю почему, Эдвард. Ты опротестовал его.
Он кивнул.
— Ты права. Я сделал это.
— Даже несмотря на то, что получил обратно акции.
— Твоя подруга согласилась продать их мне по рыночной цене, когда я убедил ее, что не заинтересован в том, чтобы смешать ее имя с грязью.
— Что ж, это упрощает дело. Я имею в виду, что если бы мне удалось отыскать ее, я не смогла бы сделать ей такого предложения. А мне всего-то хотелось, чтобы она объявила на весь свет, что это у нее была связь с твоим отчимом, а не у меня.
Эдвард долго и пристально смотрел на нее, потом оттолкнулся от двери и медленно подошел к ней.
— Ты действительно бы так сделала? — тихо спросил он. — Риа спросила меня, очень ли ты зла на нее, и я сказал ей, что да, что ваша дружба никогда уже не будет такой, как прежде, но я сомневаюсь, что ты собираешься мстить ей.
— Ты так сказал? — зло спросила Оливия. — Ты не должен был говорить за меня, Эдвард. Я… — Она вздохнула. — Нет, — произнесла она через несколько секунд. — Я не хочу отмщения. Сначала я думала, что буду мстить, но… — Оливия облизнула пересохшие от волнения губы. — У нее все в порядке?
— Да. Конечно, она паниковала, боялась, как отреагирует ее семья, когда узнает, что она жила с Райтом. Он говорил ей, что умолял мою мать дать ему развод, но она отказалась.
— Но он этого не делал, — тихо сказала Оливия.
— Нет. — Его голос прозвучал резко, улыбка была холодной и невеселой. — Но Риа Боском была не единственной молодой женщиной, которая попалась на удочку старины Чарли.
— Ладно, в любом случае ты получил то, что хотел.
Глаза Эдварда сузились.
— Получил?
— Да. Акции. Ты сказал, что Риа переписала их на тебя…
Он быстро шагнул к ней и грубо схватил за плечи.
— Почему ты убежала от меня?
— Прости, что испортила тебе вечер, Эдвард. Ты хочешь, чтобы я принесла свои извинения?
— Я не понимаю тебя, — произнес он грубо, — и думаю, что никогда не понимал. Ты самая независимая женщина, которую я когда-либо знал, ты сама сделала себя такой в этом мире, и вдруг ты поджимаешь хвост и удираешь, словно напуганный кролик.
— Нет! — Кровь прихлынула к ее щекам. — Это ложь. Я никогда не удирала!
— Ты всегда так стремительно удираешь, что у тебя не хватает времени, чтобы узнать правду!
— Когда я так поступала? — спросила она. — Приведи хоть один пример.
Он внимательно посмотрел на нее.
— Несколько недель назад ты сбежала из моей квартиры.
— Это не было бегством!
— Ты хотела лечь со мной в постель, но эта мысль так перепугала тебя, что ты стремглав удрала!
— Оставь меня в покое, — потребовала Оливия, — я пришла сюда не для того, чтобы ты оскорблял меня.
— Ты удрала тогда в Нью-Хэмстеде, когда мы уже были готовы заняться любовью.
— Ты так называешь то, что мы собирались делать? — сказала она, пытаясь вырваться из его железной хватки. — Я думаю, для этого найдется более подходящее слово.
— И ты удрала тогда ночью на Багамах.
— Господи, Эдвард! В чем проблема, а? Неужели я первая женщина, которая ушла от тебя?
— Черт возьми, Оливия, может, ты перестанешь вести себя как идиотка и выслушаешь меня?
— Выслушать тебя? Надменного негодяя, который не останавливается ни перед чем, когда становятся у него на пути!
— Я пытаюсь сказать, что влюблен в тебя, проклятая дурочка! — Пальцы Эдварда сжали ее тело. — Бог знает почему, — может быть, ты превратишь мою жизнь в несчастье, а меня сделаешь развалиной, из-за тебя я могу спиться, или что похуже… Но я ничего не могу с собой поделать, я люблю тебя. Черт побери, я знаю, что влюбился в тебя еще тогда, когда ты облила меня виски в ресторане. — Его голос звучал ожесточенно. — В тот день, когда я засек, как мой отчим опутывал тебя.
— Он не опутывал меня, — с замершим сердцем возразила Оливия. — Я же говорила тебе…
— Да. Ты говорила. Но я слишком ревновал, чтобы верить. — Эдвард обнял ее. — Я думал, что ты тоже любишь меня. Ты сказала, что любишь, в ту ночь, на Багамах.
— Эдвард…
— Так ты меня любишь? — настаивал он. — И не думай, что удерешь раньше, чем ответишь мне, Оливия. Если надо будет, я запру тебя здесь, пока не добьюсь ответа!
Оливия взглянула ему в лицо. Он смотрел на нее потемневшими глазами, но в его взгляде было… Было что-то говорившее о том, что он сейчас стремится удержать в своих руках самое для него дорогое, что он жаждет поцеловать ее, и целовать, целовать, целовать…
