— Дорогая! О чем ты, черт побери, подумала, что так смотришь на меня?
Его объятия стали еще крепче, и Кэрри негромко рассмеялась, а потом ответила:
— Ни о чем, Уэйн, ни о чем особенном.
— Твоя голова, надеюсь, не занята такими меркантильными вещами, как деньги?
— Конечно, нет. С чего бы это?
— Я подумал, может, тебя беспокоят финансовые проблемы.
Наступившая вслед за этим тишина окутала все и вся. Было слышно только, как бьется сердце Кэрри. Оно, казалось, молотом ударяло в ее ребра. Ведь этот вопрос был так неуместен сейчас… или нет?
— Меня не беспокоят финансовые проблемы, — наконец с дрожью проговорила она побелевшими губами.
Уэйн нахмурился и сказал:
— Они и не должны беспокоить тебя, так как с этого времени у тебя их больше не будет.
— Не… не… — Кэрри пошатнулась. Как она была глупа! И это доказывало только то, что она не была уверена в Уэйне полностью.
Прижав Кэрри к себе, Уэйн поцелуями развеял ее последние страхи.
— Мы должны поговорить о деньгах для Мишель.
— Мишель! — Ее глаза засверкали. — Уэйн, ты действительно волнуешься за Мишель?
— Все, что тревожит тебя, теперь беспокоит и меня. Да, ты получишь три тысячи… и очень скоро.
— Скоро… — В знак глубокой благодарности Кэрри прижалась к его груди. — Но ты ведь ничего не говорил об этом Авриль, — бормотала она между его поцелуями, — потому что она ничего не говорила мне…
— Я собираюсь сам дать тебе денег.
— Ты? — Кэрри попыталась отстраниться, чтобы взглянуть ему в лицо. Любовь и величайшая благодарность сияли в ее глазах. — Ты очень добрый… как и говорила Авриль.
Его взгляд был насмешливым.
— Естественно, тебе было необходимо, чтобы это подтвердила Авриль, — со смехом заметил он; а так как Кэрри больше не сомневалась ни в чем, то позволила себе надуть губки и выглядеть немного оскорбленной и негодующей.
— Ты меня обидел, — пожаловалась она.
— И сильно?
— В основном пострадала моя гордость.
— Прости, моя дорогая. Как я мог так поступить с тобой?
Кэрри не захотела продолжать разговор в таком духе, снова прильнула к нему, и Уэйн долго шептал ей на ухо разные нежности. Внезапно его голос стал хриплым, а поцелуи — все более требовательными и страстными. Увлекаемая его мощью и своими проснувшимися желаниями, Кэрри изо всех сил боролась с собой. Как мог возникнуть миф о Еве, удивлялась она, ведь это мужчина, всегда мужчина выступает в роли соблазнителя по той простой первобытной причине, что его эмоции никогда не заглушает страх.
— Уэйн, отпусти меня!
Они были близко от кушетки. Был ли это специальный маневр с его стороны? Кэрри начала бороться всерьез.
— Дорогой, прошу тебя! — взволнованно воскликнула она. — Подождем до свадьбы! Сейчас мы только все испортим.
— Свадьбы! — Руки Уэйна тут же отпустили ее. — Свадьбы? — повторял он, с изумлением глядя на нее. — А кто тут говорил о свадьбе?
Растерявшись, Кэрри уставилась на него как разочарованный ребенок, прижав маленький кулачок к губам, чтобы унять их дрожь.
— Т-так, з-значит, т-ты не?..
Какая глупость, но Кэрри с ожесточенным упорством цеплялась за свою веру в то, что Уэйн любит ее, и не желала верить своим ушам. Она вспомнила все те поступки Уэйна, которые приводили ее в недоумение, теперь же все так просто объяснялось. Но она также вспомнила и ту сцену на пляже, когда Уэйн был так нежен с ней, что Кэрри была готова поклясться: свет, сиявший в его глазах, был зажжен любовью. Он по-прежнему стоял совсем близко, и, хотя ее ноги подгибались, Кэрри отошла прочь. В комнате повисла непроницаемая тишина.
— Я могу забрать свое пальто? — Унижение было слишком сильным; Кэрри отвернулась от Уэйна и зашагала к двери.
— Вернись, Кэрри. — Уэйн снова схватил ее за руку, но на этот раз Кэрри яростным движением высвободилась.
— Не смей даже прикасаться ко мне! Теперь я поняла, что всего лишь очередная женщина для тебя, а ты для меня… ты просто подонок! Где мое пальто?
Выражение его лица изменилось: темные глаза опасно засверкали.
— К чему это представление? Я же пообещал тебе, что буду щедрым. Ты получишь свои три тысячи…
— Три тысячи! Мистер Харви, я не покупаюсь — как все твои остальные женщины, к которым ты привык! — Ее наполненные слезами глаза обдали его презрением. — Три тысячи! Зачем платить так много? Вы можете приобрести целый гарем на эти деньги!
Она говорила не помня себя, забыв об Авриль, о том, что после этой сцены ей больше не позволят видеться с ней. В любом случае Кэрри уже поклялась себе, что покинет этот остров первым же самолетом.
— Я просила свое пальто!
— Гарем, так? — начал он, игнорируя ее просьбу. — Гарем… ну что ж.
Кэрри ничего не ответила, и он долго смотрел на нее с непонятным выражением лица. Казалось, Уэйн отмечал каждую ее черточку… мертвенно-бледные щеки, дрожащие губы, затуманенные глаза. Она смотрела на него, не говоря ни слова, переводя взгляд с морщинок на лбу на незнакомые новые складки в уголках рта, потом на пульсирующую жилку на шее.
— С чего ты решила, что у меня женитьба на уме? — мягко спросил Уэйн, не спуская с нее глаз.
— Понятия не имею, с чего это пришло мне в голову, — парировала она, — учитывая твою отвратительную репутацию, известную всему острову!
— Моя… — Его глаза гневно блеснули. — Может, ты потрудишься объяснить свои слова!
Это было не так просто, ведь в своем желании нанести ответный удар Кэрри преувеличивала, вернее, просто врала. Но она не собиралась отрекаться от своих слов и быстрым движением, которого не ожидал Уэйн, бросилась к колокольчику.
— Если ты не хочешь принести мое пальто, пусть это сделают другие. — Ее голос звучал уже не так громко, но душевное смятение мучило ее сильнее физической боли.
— Ты можешь со всей честностью отрицать, что сама заставила меня поверить, будто…
— Поверить? — Кэрри посмотрела ему в глаза, забыв, что ее многократная уступчивость действительно могла убедить Уэйна в ее доступности. — О, тебе не стоило упрекать меня в этом! — Дико блестя глазами, она огляделась, ее ярость перешла все границы, и Кэрри не слышала, как охнул Уэйн, когда она схватила вазу эпохи Сун. — Ты сказал, что мои непредвиденные реакции разочаровывают тебя, что ж, надеюсь, в этот раз ты не будешь разочарован!
— Кэрри, поставь ее на место! Поставь ее! Ты не знаешь, сколько она стоит…
Он стремительно протянул руку, но ваза, пережившая тысячу лет, уже летела в угол комнаты. Она ударилась о стеклянный абажур настольной лампы, раздался звон, и осколки посыпались на ковер.
