– «Ленивый р.»? Это что такое?
– Название нашего ранчо – «Ленивый рассвет». Помнишь рассвет? Наш рассвет. С тобой все в порядке, сердце мое? Тебе не нравится название?
– Кинкейд… – Кэтлин сглотнула.
– Маккорд?
– Кинкейд, неужели ты действительно думаешь, что можешь вот так ворваться на рассвете в мой дом и в мою жизнь… И твои сладкие речи помогут тебе?
– Да, – просто ответил Тайлер. – Я люблю тебя. А ты любишь меня. Мы поженимся, и у нас будет полон дом детей, которые будут называть Джонаса Бэрона дедушкой.
Тревис, Слейд и Гейдж одобрительно загомонили. Тайлер улыбнулся им и, прежде чем она успела что-либо сообразить, подхватил Кэтлин на руки. Она завизжала и стала взывать к братьям.
– Предатели! Вы так и будете стоять? Позволите ему утащить меня? – Она старалась, чтобы ее голос звучал негодующе, но в нем угадывался восторг.
– Не знаю, – насмешливо протянул Гейдж. Он с улыбкой смотрел, как она обвила шею Тайлера руками. – Эй, парни, вы как?
– Я, пожалуй, пойду открою дверь нашему старшему брату, – торжественно произнес Тревис. – А то как он справится с такой ношей?
– Отличная идея, – поддержал Слейд и похлопал себя по карманам джинсов. – Братишка, колеса нужны?
– Хорошо бы, – с улыбкой ответил Тайлер.
– Голубой пикап, – сказал Слейд и бросил ключи.
– Предатели! – закричала Кэтлин, когда Тайлер уже выносил ее на улицу. – Никогда вас не прощу! Слейд! Гейдж! Тревис! Слышите меня? – Она бросала испепеляющие взгляды через плечо Тайлера, но ее губы не могли сдержать счастливой улыбки.
– Пусти меня, – сказала она, когда Тайлер подошел к голубому пикапу, хотя ей вовсе не хотелось, чтобы он выпускал ее из рук.
– Не раньше, чем мы окажемся в патио. – Тайлер поцеловал ее. – Впрочем, тогда я уж и подавно не отпущу тебя.
Он усадил ее на пассажирское место, пристегнул ремнем и сел за руль. Кэтлин скрестила руки на груди, отвернулась к окну и не произнесла ни слова до самого дома, который он купил.
– Мы успели вовремя. – Тайлер с Кэтлин на руках пошел по росе прямиком в патио. – Рассвет.
– Как будто для меня это что-то значит. – Ей становилось все труднее изображать, что она злится.
Первые робкие лучи солнца позолотили вершины холмов.
Тайлер медленно поставил Кэтлин на землю.
– Я люблю тебя, Кейт. – Он взял ее лицо в ладони и серьезно и пристально посмотрел прямо в глаза. – И мне необходимо услышать, что и ты меня любишь.
– Ты невозможный человек, Тайлер Кинкейд. Абсолютно невозможный…
– Это одно из моих главных достоинств, – с притворной скромностью заметил Тайлер.
Кэтлин засмеялась, и из ее глаз брызнули слезы счастья и радости.
– О, Тайлер, – прошептала она. Положив руки ему на грудь, она привстала на цыпочки и потянулась к его губам. – Я люблю тебя. Я обожаю тебя. И всегда буду.
Тайлер крепко прижал ее к себе. Она была теплой и податливой, пахла цветами и солнцем. Тайлер знал, что ни один мужчина не любил ни одну женщину так, как он любит Кэтлин Маккорд. Он любит ее сейчас и будет любить тогда, когда оба они станут старыми и капризными, как Джонас. Он усмехнулся.
– Что? – спросила Кэтлин.
– Я думал о долгой и счастливой жизни, которая нас ожидает, Кейт.
– Ты, как всегда, чертовски самоуверен, Кинкейд… – У нее перехватило дыхание, потому что Тайлер начал расстегивать маленькие пуговки ее ночного одеяния. – Что ты делаешь?
– Собираюсь заняться любовью с женщиной, которую люблю и на которой собираюсь жениться.
Новый день вступил в свои права, а Тайлер и Кэтлин слились в объятиях, зная, что их любовь будет длиться вечно.
Наконец этот долгожданный момент настал. Тайлер был уверен, что он готов, но, когда зазвучали первые аккорды марша Мендельсона, когда он посмотрел на украшенный цветами проход, ведущий из дома Бэронов в сад, и увидел свою невесту, шествующую по нему под руку с Джонасом, его сердце было готово выскочить из груди. Кэтлин. Его Кэтлин. Она была прекрасна в кружевном свадебном наряде цвета слоновой кости. Ее глаза неотрывно смотрели на него…
– Вы только посмотрите на мою Кейт, – восторженно произнес он.
Три его брата, стоящие рядом с ним, тихо засмеялись.
– Пропал человек, – прошептал Гейдж.
– Слабак, – пробормотал Тревис.
– Жаль, хороший был парень, – добавил Слейд.
Четыре брата обменялись улыбками. Но, снова посмотрев на свою невесту, Тайлер стал серьезным. Он не мог понять, чем в этой жизни заслужил такое счастье.
Алекс, Натали и Лара тоже стояли под навесом у алтаря, со слезами на глазах наблюдая за приближающейся невестой.
– Она очаровательна, не правда ли? – прошептала Натали.
– Изумительна, – согласилась Алекс.
– Прекрасна, – поддержала Лара, и все три женщины снова вздохнули.
Кэтлин и ее отчим подошли к алтарю. Джонас повернулся к невесте, отбросил с ее лица фату и откашлялся.
– Хорошо заботься о моей девочке, – обратился он к Тайлеру, протягивая ему руку. На одно короткое мгновение Тайлер заколебался, затем пожал ее.
– Ты же знаешь, что буду.
– А ты, девочка, позаботься об этом парне. – Джонас снова откашлялся. – О моем сыне.
Кэтлин улыбнулась, с любовью глядя в глаза Тайлеру.
– Я буду делать это всю жизнь.
– Дорогие друзья, – произнес священник. – Мы собрались сегодня здесь, чтобы соединить священными узами брака Тайлера Кинкейда и Кэтлин Маккорд…
Джонас отступил назад и встал рядом с Мартой, которая взяла его под руку.
– Они такая красивая пара, – тихо сказала она.
Джонас кивнул.
– Красивая… – просипел он и чертыхнулся. – Прямо лягушка в горле сидит… – (Марта прижалась головой к плечу мужа.) – Ты думаешь, Кэти понравился тот жемчуг, который я подарил ей утром?
– Очень. И жемчуг действительно прекрасный. Он очень подходит к ее платью.
– Он… – Джонас замялся. – Он принадлежал матери Тайлера. Хуаните. Я любил ее, ты знаешь. Ничего, что я говорю тебе это? Это было давно…
– Ничего, Джонас, – успокоила его Марта.
– Если бы я только мог повернуть время назад… – Джонас вздохнул. – Знаешь, я никогда не понимал Хуаниту, не знал, как сделать ее счастливой, но я уверен: она хотела бы, чтобы этот жемчуг принадлежал Кэти.
– Ты сказал об этом Кэтлин?
– Да. Как ты думаешь, она скажет Тайлеру?
– Уверена, что скажет. И Тайлеру будет очень приятно.
– Ты думаешь? – Голос Джонаса был хриплым. – Дело в том, что я не был хорошим отцом ни для одного из моих сыновей. Но… но… – Он повернулся к жене, выцветшие от старости глаза подозрительно блестели. – Но ведь еще не поздно? – прошептал он. – Не поздно сказать, что я горжусь ими? Что я рад, какими мужчинами они стали?
