— Ты не скажешь «нет», Скотти. Даже если ты и вбила себе в голову чушь насчет Мод и того, как она выгнала Растона и как ты, может быть, когда-нибудь сделаешь нечто подобное. Так вот, ничего подобного случиться не может. Никто и ничто не может выставить меня отсюда, включая тебя, моя милая. Я говорил тебе, что собираюсь остаться здесь до конца света? Так и будет.
Рука Скотти сама собой медленно провела по густой темной дорожке вниз, к средоточию соблазна. Но Кэл остановил ее как раз в том месте, где черный шелк под ее ладонью сменился черным войлоком. Он сильно сжал ее пальцы, заставив их замереть в дюйме от их очевидной цели, не дав им ощутить надежно скрытую под тонкой оболочкой твердую плоть.
— Не сейчас, мое счастье. Мы можем подождать. Я хочу, чтобы ты меня выслушала. Вот что я хочу сказать тебе: ты — не Мод. Ты совсем другая. Она была одиночкой, а ты — нет! Да что мне тебе объяснять, ты сама прекрасно знаешь, как хорошо ладишь с людьми. Ты полна любви. Посмотри, сколько тебе удалось сделать для Джейсона Кейхилла, и все при том, что я тут тебе все уши прожужжал, что он такой же, как вся его семейка. Ты всех и все принимаешь близко к сердцу, даже слишком, и ты никогда меня не прогонишь.
Скотти уже была готова согласиться с чем угодно. И дело было не только в его убедительных аргументах, но и в его искусных поцелуях, в его умелых руках — в искушении его сексуальностью.
Взгляд его голубых глаз был таким же повелительным и твердым, как и рука, удерживающая сейчас ее руку. Они оба знали, что их готова поглотить совсем другая реальность, где нет места мыслям и объяснениям, где есть только неизбежный поиск, стремление к высшей цели двоих: к изнеможению, к успокоению и счастью в объятиях друг друга.
Свое последнее признание он произнес медленно, едва слышно, все так же глядя ей прямо в глаза:
— Я знаю, что ты меня любишь — так же как я люблю тебя, — и знаю, что ты не хочешь пока этого говорить. Я готов сказать слова любви за нас двоих. Я люблю тебя и всегда буду любить. Это то, что не может измениться. Я здесь, и ты здесь, и все.
Слезы подступили к глазам Скотти.
Она ощущала всю тяжесть своих комплексов, которые не давали ей быть такой, какой она хотела, связывали по рукам и ногам запоздалыми сожалениями.
Но даже сейчас она не могла сказать, казалось бы, таких простых слов, любви.
Кэл нежно провел большим пальцем по ее щеке.
— Ничего страшного. Не нужно пока ничего говорить, если не получается. Но ведь я сказал правду? Ты меня любишь? Да?
Пытаясь судорожно проглотить сдавивший горло комок и изо всех сил моргая, чтобы прогнать слезы, Скотти смогла наконец кивнуть. Не отрываясь, она продолжала смотреть в голубые глаза Кэла.
Да что же с ней такое, Господи?!
Кэл, надо отдать ему должное, оставался внимательным и понимающим, как всегда. Он, кажется, даже вздохнул с облегчением. Он был доволен! Скотти мельком успела заметить нежность в его взгляде, когда он наклонился и припал к ее губам, требовательно раскрывая их своими. Он больше не удерживал ее руки. Напротив, он прижал ее ладонь своей, направляя ее в жесткую густую поросль.
— Прикоснись ко мне, Скотти. Делай что хочешь. Сейчас твоя очередь.
Скотти почувствовала возбуждение.
— Кэл, а можно… снять презерватив?
— Я думал, мы договорились, что не будем больше рисковать, пока у тебя не начнется следующий цикл и ты не станешь принимать таблетки. Тогда просто был первый раз.
— И сейчас первый раз. Ты в первый раз сказал, что… любишь меня. И я… я тоже говорю. Первый раз. В смысле, вообще первый раз кому-либо.
Кэл замер, глядя на нее сверху вниз.
— Ты говоришь?..
— Да, говорю. Потому что да. В смысле, да, люблю. Люблю, Кэл, люблю, люблю!
Кэл сжал ее в объятиях. А потом настала его очередь излить на нее потоки нежности и любви. Его опытные руки снимали напряжение в самых нежных, самых укромных, самых истомленных ожиданием уголках ее тела, которые еще никому не удавалось отыскать. А потом, уже почти засыпая, она прошептала ему «спасибо за миллион роз». А когда она окончательно уснула, оставалось верить, что любовь никогда да не кончится. Что все будет хорошо.
Дом и рай — два понятия почти слились для Скотти. Для нее они олицетворяли единственное место — «Приют у Мод».
Было уже довольно поздно. Скотти сидела на веранде и ждала Кэла, которого куда-то вызвали. Она устало вытянулась на низком плетеном диванчике, вместе с Даффи наслаждаясь покоем теплой летней ночи, наполненной уже привычными звуками и шорохами.
Последние несколько дней Скотти прилежно старалась следовать совету Кэла — верить в хорошее и в то, что хорошее не кончается. Впервые в жизни она смотрела вперед не с ужасом, а с надеждой. В ней поселилась любовь и не было места страху. И у нее действительно были большие надежды — взять хотя бы возможную незапланированную беременность. Маловероятно, конечно, но кто знает… Замужество. Ни Кэл, ни она пока не говорили о нем. Они говорили только о любви. «Люблю». Сколько же раз она уже произнесла это слово! Теперь оно само собой соскакивало с языка.
Улыбаясь своим мыслям, Скотти вдруг подумала о Мод. Вид, открывавшийся с веранды — огромный раскидистый дуб, небольшое строение под зеленой крышей, каменная кладка, надежно укрывающая розарий, ее розарий, — теперь принадлежит ей, Скотти. Сегодня она наконец отнесла коробку с остатками личных вещей бывшей хозяйки дома в местное историческое общество — поистине геройский поступок.
Впервые в жизни Скотти больше смотрела вперед, чем оглядывалась назад. Впереди открывались удивительные возможности. Даже вечная любовь казалась вполне возможной.
Кэлу больше не придется колесить по полям на мотоцикле и коротать ночи на диване в гостиной в обнимку с телевизором. Начиная с прошлого воскресенья их отношения стали стабильными. Она, Кэл и старинная кровать с пологом. Она, Кэл, и партнерство, и дружба, которая легко перешла во взаимную нежность и преданность, хотя и не скрепленную пока никакими клятвами.
Теперь ей было чего ждать и о чем мечтать. Все было чудесно, несмотря на лихорадку, которую переживал «Приют у Мод». Они продолжали работать двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, готовясь ко дню открытых дверей, который был назначен на ближайшее воскресенье. Кэл тяжело переживал историю с питбультерьерами. Большую часть взрослых собак все-таки пришлось усыпить, и еще два помета щенков в придачу, поскольку хозяин питомника не просто разводил собак, но и специальным образом натаскивал, чтобы сделать их агрессивными.
Но, как они с Кэлом справедливо решили, работа в «Приюте у Мод» и не обещала быть легкой, особенно в эмоциональном плане.
