двери.
Гладит меня по щеке, глаза у него блестят от слёз, смотрит, словно я сияю как герой из всем известного фильма. Заходит медсестра и мужчина, видимо, врач, я не могу шевелиться, всё болит.
– Как вы себя чувствуете? – спрашивает мужчина, а у меня взгляд перебегает с предмета на предмет, ничего не понимаю. Мычу что-то нечленораздельное. – Болит что-то? Можете просто моргать, – я моргаю. – Мы сейчас дадим обезболивающее, вы просто потерпите чуть-чуть. Через несколько часов вы сможете говорить и шевелиться, вы неделю были без сознания, это нормально. Очень хорошо, что вы пришли в себя, у вас чудесный ангел хранитель, а может, у вашего ребёнка, – что-о-о? У меня глаза на лоб лезут, я смотрю на Диму, но он внимательно слушает врача. Что этот мужчина несёт? – Отдыхайте, я через час зайду, – сказал врач и вышел.
Котов садится на стул и берёт опять мою наполовину перебинтованную руку.
– Я так испугался, пока сюда ехал, я чуть с ума не сошёл, боялся, что я потеряю тебя навсегда, не успев сказать, как я тебя люблю, – проговорил он.
Я, наверное, брежу, это скорее всего из-за лекарств, которые мне только что вкололи.
– Я больше не отпущу тебя ни на секунду, ни тебя, ни нашего ребёнка.
Ребёнок? И этот туда же, я под лекарствами или все вокруг?
– Почему ты села за руль? – спрашивает он, а я не могу ответить, у меня эта фигня во рту, поднимаю руку, собираясь вытащить это. – Нельзя, потерпи, – говорит Дима, и, сжав мою руку, возвращает на кровать. – Я сейчас вернусь, я очень быстро, надо сказать всем, что ты очнулась, – он выходит из палаты, а я остаюсь с роем мыслей в голове.
Не знаю, сколько времени прошло, казалось, вечность, пока зашёл врач и вытащил эту хрень изо рта.
– Пить! – еле слышным хриплым голосом говорю я, медсестра дала мне воды, перед этим чуть-чуть приподняв.
– Всё хорошо? – спрашивает врач.
– Да, спасибо, – киваю я. – Что случилось? И какой ещё ребёнок? – у меня миллион вопросов.
– Вы попали в аварию, а ребёнок – ваш ребёнок, вы беременны, восемь недель. Остальное скажет вам ваш молодой человек.
Все вышли из палаты.
– Дима? – смотрю я на него в ожидании ответов.
– Да, красавица, ты попала в аварию, машина в хлам, ты чудом осталась жива, как и наш малыш. Больше пострадали твои лёгкие из-за подушки безопасности, и ты сильно ударилась головой.
– Я беременна?
– Ну да, ты что, не знала?
– Нет, я что-то не обратила внимания на отсутствие месячных, – опустила голову и задумалась
– Ты почему за руль села?
– Я к врачу ехала, мне было… теперь ясно, что со мной было.
– Почему не остановилась, если тебе было плохо?
– Я хотела, я собиралась и… очнулась тут уже.
– Хорошо, что с вами теперь всё в порядке, я больше за руль тебя не пущу.
– Почему ты здесь, Дима? – игнорирую его высказания. – Как вообще ты тут оказался?
– Мне Миша позвонил.
– Миша?
– Да, когда тебя привезли на скорой, в твоём журнале вызовов его номер был последним. Он позвонил после твоей операции, когда врач сказал, что с ребёнком всё в порядке. Я приехал сразу, я не знал про ребёнка, Миша сказал, как и то, что он не его, так как вы давно уже не были вместе…
– Можно? – прерывают наш разговор вошедшие Лена с
Гришей. – Ты как, милая? – присаживается она на стуле, который вежливо освободил Дима.
– Нормально, – слегка улыбаюсь я.
– Ты здорово нас напугала, Миша с твоими родителями уже едут.
– Я рад, что ты в порядке уже, – говорит Гриша, и они с Котовым выходят из палаты.
– Как ты умудрилась? Почему не сказала, что беременна? – спрашивает Ленка.
– Я сама не знала, не понимаю, как я могла не понять, видимо, голова была забита не тем.
– Это ребёнок Димы, да?
– Выходит, что так.
– Он от тебя не отходил всю неделю, я видела, как он плачет, пока курит, не спал почти, нормальной еды не ел. Я точно могу сказать, что его чувства к тебе настоящие и реальные, – она говорит, а у меня слёзы по щекам.
– Надо было мне забеременеть и попасть в аварию, чтобы он понял. Знала бы, сделала это раньше, – начинаю смеяться, и Лена вместе со мной.
– Дурында, – с улыбкой говорит она, – Больше так не делай, пожалуйста, хорошо?
– Хорошо.
Заходят парни, и Гриша говорит, что им пора.
– Мы к тебе ещё зайдём, – говорит Лена.
– Выздоравливай! – улыбается Гриша, и они уходят.
– Тебе что-то нужно? Может, хочется что-нибудь? – спрашивает Котов, гладя меня по голове.
– Нет, спасибо.
– А он ничего не хочет? – спрашивает он, положа руку на живот.
– Опыт подсказывает? – не подумав, спрашиваю я, и он меняется в лице.
– Слушай… – начинает что-то говорить.
– Как вообще ты объяснял ей твоё отсутствие? – прерываю я.
– Мы разводимся, – выпаливает он.
– Что? – выпучиваю глаза.
– Да.
– Котов, пожалуйста, не надо, я не хочу быть той, кто разрушает чужие семьи, – прошу его.
– Она сама предложила. Я поехал домой, чтобы поговорить с ней о разводе. Я решил развестись, даже если ты не захочешь быть со мной. Но она сама предложила, сказала, что больше не может и не хочет жить с человеком, который её не любит.
– А как же сын?
– Останется с ней, и я смогу брать его, когда захочу. Слушание должно было быть на прошлой неделе, но я перенёс его на неопределённый срок, не хотел оставлять тебя. Я договорюсь на этой неделе. Остался один вопрос только, – он смотрит в мои наполненные слезами глаза, – Почему ты плачешь? Тебе нельзя волноваться.
– Не знаю, наверное, гормоны уже, – я всхлипываю, и он вытирает слёзы с моих щёк. – Какой вопрос? – спрашиваю я.
– Что?
– Ты сказал, что остался один вопрос.
– Ах да. Вопрос, – он пару секунд молчит. – Я хочу быть с тобой всегда, я тебя люблю, Саша, и я надеюсь, что ты дашь мне шанс. Прости, что я был таким трусом, прости, что не сказал тебе этого раньше, прости за всё…
– Дим, – перебиваю его я, – я мечтала услышать эти слова с тех пор, как тебя встретила, и в том, что мы потеряли столько времени, есть и моя вина, я тоже та ещё трусиха: если бы я сказала о своих чувствах, может, всё было бы по-другому. Но ты не должен ни о чём жалеть, у тебя есть прекрасный сын, значит, всё было не зря.
– Да, это точно, это единственное, о чём я не жалею. Так что? Будем ждать
