Это бестактно. В следующий раз только в контору, молодой человек.
— И давно вы переехали?
От Жанлена не укрылось невольное телодвижение отца. Фредерик вздрогнул. А этого добиться от него было не так-то просто. Но уже через мгновение Фредерик Тартавель взял себя в руки — это было видно по напрягшимся плечам под белоснежной рубашкой. Снова отцовский кабинет. И снова он виноват. Как много раз, много лет назад. Но теперь вина его уже не детская. Это не плохие отметки, не разбитые стекла, не драка в школе и даже не грубость с матерью. Ребяческие несчастья! Сколько бы сейчас отдал Жанлен, чтобы именно они были причиной его визита. Отец отчитал бы, наказал. Но нет. В этот раз все куда сложнее. Прежняя ссора, которая уже давно забыта, но отец прав. Не сыну судить его. Его, который выбивался из сил, чтобы обеспечить семью, чтобы дети получили образование. И еще очень много «чтобы». Жанлену было стыдно. И если отец сейчас, взяв дорогого сына за воротник, спустит его с лестницы, то, безусловно, будет прав. Особенно после той встречи.
И надо же было такому случиться! После стольких лет встретиться в самый разгар веселья по поводу помолвки. Издевательство! На, любимый папочка, посмотри, как нам хорошо без тебя и твоих дурацких наставлений! Мы устроились в жизни! Мы женимся, не спросив даже твоего согласия, не представив невесту.
Отец медленно повернулся. Жанлен смотрел в пол и понял это только по заскрипевшим под его ногами половицам. Вот сейчас он скажет:
«Убирайся вон, щенок!». И придется уйти. Тихо извиниться, пробормотав под нос заранее приготовленные слова, и уйти. Потому что отец прав.
Повисла пауза. Фредерик Тартавель не двигался с места, не находя что сказать. За годы разлуки сын окончательно сформировался. Стал настоящим мужчиной. Сильные богатырские плечи. Как не идет к ним эта склоненная покорная голова. Все это напоминает очередную проверку табеля за неделю. Но что же он молчит?
Почему один? Внезапно страшная мысль осенила месье Тартавеля:
— Что… с Жаком? — Он задыхался от волнения. Что-то случилось? Конечно, иначе бы мальчик не приехал вот так без звонка и один…
Оторопевший Жанлен удивленно вскинулся, но его молчание лишь укрепило уверенность отца.
Что будет с Жозефиной?! Боже! И виноват он — отец. Автомобильная авария? Да, вероятно. Сразу вспомнилась статья в утренней газете. Ведь еще позавчера Жак был весел и здоров. Погиб, неужели погиб?
— Папа, да…
Он не дал ему договорить:
— Бедная мать. Где он? В каком состоянии?
Можно ли привести тело в нормальный вид? Губы старика задрожали, на глаза готовы были навернуться слезы.
— Папа! О чем ты? — Испуганный Жанлен поспешил усадить отца в кресло. — Все хорошо.
С чего ты взял?
— Не надо щадить меня! — отрезал отец. — Он в больнице? Есть надежда?
— Папа, бог с тобой. Жак ждет в машине. Здоров и невредим. Я пришел… пришел… — Он запнулся и опять опустил глаза. — Пришел извиниться за ту дурацкую историю. Ты же знаешь Жака, он всегда самое трудное оставляет мне.
Сколько я его ни уговаривал, он остался в машине. Боится. — Последние слова были произнесены чуть ли не шепотом. Жанлен стоял рядом с креслом отца, опираясь о стол. — Я… то есть мы не хотели, чтобы так все вышло, — продолжал Жанлен, все больше чувствуя, как заготовленная заранее речь превращается в детский лепет. Мы виноваты. Безусловно, у тебя есть все основания сердиться и выставить меня. Мы заслужили. Но, понимаешь, так получилось. Мы не хотели доводить до абсурда. Мы… — Он замолк, не зная, что еще сказать, кроме этого «мы».
Быстро сориентировавшись в обстановке, месье Тартавель сообразил, зачем пожаловал сын, и теперь буквально молниеносно поменял стратегию. Если еще пять минут назад он сам готов был просить прощения, то сейчас решил, что лучше принять извинения. Да еще в воспитательных целях сделал строгое лицо. Годы юридической практики способны кого угодно превратить в актера.
— Причина? — сухо спросил он.
— Я… Папа, я женюсь и хочу, чтобы вы с мамой были на моей свадьбе.
Жанлен говорил уверенно, но отец понимал его истинное состояние.
— Кто она? Француженка? — Да, надо устроить ему допрос. Сухо и по-деловому.
— Да, она живет в Гавре, но познакомились мы в Амстердаме. Ее зовут Ирен. У нас будет ребенок.
— Уже?
— Уже.
— Что ж, ступай к матери. Как она рассудит, так и будет. Она в саду. Только не напугай. Окликни издали, не подкрадывайся. Она простит — и я прощу. Ну а если нет, не обессудьте.
Жанлен кивнул и вышел из кабинета. Едва дверь за ним захлопнулась, как месье Тартавель не смог удержаться и рассмеялся в голос. Заливистым задорным смехом. Как ловко он поступил!
Напугал до потери пульса, да еще свалил с себя ответственность. Мол, если я вас и прощу, то только из желания угодить матери. Пусть чувствуют себя обязанными ей. Сколько раз и в детстве она заступалась за этих сорванцов. По крайней мере, пыталась. Не надо ломать раз установленную традицию. Отец, глава семьи, должен остаться в глазах детей непоколебимым. И так оно и будет. Фредерик Тартавель смеялся от души. Да!
Хоть ему уже несколько лет не доводилось выступать в суде, сноровку он не потерял.
Холеные, раскидистые липы здесь росли слишком близко друг к другу и отбрасывали тень на неудачно расположенные грядки. На будущий год нужно будет посадить здесь кустарники. Цветы все равно пропадают.
— Мама!
Она выронила из рук длинную деревянную ручку рыхлителя. Показалось?
— Мам!
Жозефина, не веря своим ушам, обернулась.
Жанлен? Да быть не может!
Но это он! Он шел по извилистой дорожке, выложенной серым булыжником.
— Жанлен?
Сын не выдержал и побежал ей навстречу. И не прошло и трех секунд, как рослый мужчина уже заключил мать в свои объятия. Хотя еще вопрос, кто кого заключил. Просто Жанлен был на полторы головы выше матери.
Она плакала. Она обнимала его и плакала. И шептала:
— Надолго? Надолго? Что? Ты его видел? Что он сказал?
— Мамочка, я женюсь! — ответил Жанлен.
— Что? Что отец? — не унималась она, инстинктивно чувствуя, что от ее воли не будет зависеть, видеть ли сына каждый день или, единожды обнявшись, снова распрощаться на неопределенный срок.
— Он послал к тебе, — улыбнулся Жанлен. Сказал, как ты решишь.
— Я? — Бедная женщина едва не задохнулась от восторга и, все еще не веря, повторила:
— Я?
— Мама, прости нас. — Жанлен поцеловал ее в лоб. — Мы два дуралея. Нам бы не мешало устроить хорошую головомойку. Если ты простишь, отец тоже простит. Я приехал пригласить вас на свадьбу.
