никогда не случалось.
– Я сама пекла… – продолжает Алена, водя пальцем по стеклу.
– Что? – хриплю, впившись глазами в тонкий силуэт.
– Хлеб. В общем, не важно…
– Спасибо, – говорю быстро. – Я… такого никогда не пробовал…
– Ничего особенного…
Нихрена подобного.
– Ладно… – соглашаюсь, потому что боюсь ее спугнуть.
Приподняв голову, наблюдаю за тем, как трёт свои плечи ладонями.
Желание согреть ее собой заставляет дернуться, но боль в груди напоминает о том, что я смогу это сделать, только если она сама захочет.
– Ммм… – издаю позорный стон, на секунду зажмуриваясь, а когда открываю глаза, встречаю испуганный взгляд голубых глаз.
Они осматривают мое тело и обеспокоенно смотрят мне в лицо. В этот момент на сто тысяч процентов мне становится легче. Я вдруг понимаю, что она никуда от меня не денется. Она будет там, где я. А я буду там, где она. Она пришла, потому что я здесь. Я бы пришёл туда, где она, если бы мог. И я больше… никогда не оставлю ее одну. Рука сжимается в кулак от решимости, с которой я обещаю это нам обоим.
Вцепившись в ее глаза своими, не отпускаю.
Закусив губу, Алена прячется от меня, снова демонстрируя свою спину.
– Эмм… – вдыхает. – Твой отец… он…
– Что?
– Он спрашивал что с тобой случилось.
– А ты?
– Я сказала, что ничего не знаю. Я… в общем я подумала, что если ты сам ему не рассказал, то… наверное не хочешь…
Умница.
– Ты все правильно сделала… – сиплю, чувствуя как у меня в груди происходит какой-то неадекватный взрыв.
То, что мое мнение она поставила на первое место, делает меня слегка диким. Как и то, что она пришла сюда ко мне, потому что, мать его, не могла по-другому.
Напряжение давит на виски, когда зову, не спуская с нее глаз:
– Алена…
В моем голосе столько гребаной нежности, что ее даже из космоса слышно.
– Я уже пойду… – вдруг срывается она с места.
– Морозова! – рычу, оттолкнув пластиковый стол и вскочив с кровати. – Ты помнишь, что я сказал?!
Уронив на пол ноги, задерживаю дыхание.
Подлетев к двери, она прижимается к ней лбом и с убивающим меня отчаянием бросает:
– Ты много чего говорил.
Схватившись за штатив капельницы, пытаюсь встать.
Чертыхаясь, сажусь обратно.
– Что ты делаешь?! – выкрикивает, обернувшись. – Совсем дурак?!
Выдохнув, настойчиво повторяю:
– Ты помнишь, что я сказал тебе вчера?
Глядя на меня через плечо, сверкает глазами и поджимает губу.
– Вернись в постель, – выпаливает.
– Ты можешь бегать от меня хоть до пенсии, – игнорирую, глядя в ее глаза. – Но мы все равно поговорим. Потому что я сказал, что люблю тебя. И это не долбаная шутка.
Сжимаю зубы, когда отвернувшись, она утирает рукавом свитера щеку.
В этот момент я ненавижу себя. Я не хочу, чтобы она плакала.
Твою мать!
Да я весь ее. Со всеми потрохами. С тех пор, как увидел впервые, таскаюсь за ней, как бездомный кобель, она этого даже не поняла. Я был везде, где была она. Как придурошный сталкер. Смотрел и не знал, что мне с ней делать.
– Ее ты тоже любил? – спрашивает, запрокинув к потолку голову.
– Мне ни разу за два года не пришло в голову сказать ей таких слов. Это по-твоему любовь?
Алена всхлипывает. Всхлипывает и упрямо молчит.
– Мне… – откашливаюсь. – Нужно, чтобы ты помогла.
Опять молчит, и я понимаю, что сейчас пожалею о том, что на свет родился, но я бы никогда… твою мать… никогда не пошёл с этим вопросом к своей бывшей.
– Что там произошло? – спрашиваю, готовясь к тому, что мне на башку оденут унитаз.
– Пф-ф-ф… – складывает Алена на груди руки, наконец-то отлипнув от двери.
Глядя на свои ботинки, бормочет:
– М… Где?
Тело сковывает напряжение.
Пройдясь языком по потрескавшейся губе, говорю:
– Ты…
Твою мать…
– Была у меня? Позавчера?
Подняв глаза, она смотрит с таким подозрением, что чувствую запах серы.
Говно.
Это значит была?
– Ты… серьезно? – говорит холодно, вскинув свой маленький упрямый подбородок.
– Кхм… – откашливаюсь. – Да?
Округлив рот, она превращается в ошпаренную кипятком кошку.
– Ты что… ты не помнишь?! – округляет глаза.
– Успокойся… – давлю я. – Я с ней не спал, – говорю уверенно.
Я думал об этом, кажется, часов пять.
И пусть я ни единой минуты не помню, но точно знаю – даже в аффекте все мои рецепторы реагируют только на одну девушку. В последние две недели это превратилось в наброшенный на мою шею поводок. Я хочу только ее, а других, как старпер, вообще не замечаю. И даже в аффекте я всегда пользуюсь презервативами, а их у меня не было. Потому что с Лерой мы не были близки с самого, задница, сентября!
– Ты ничерта не помнишь! – орет Аленушка и, осмотревшись, ищет чем бы в меня запустить. – Ты здоровенный, двухметровый, тупоголовый придурок!
Сорвав с крючка умывальника полотенце, швыряет в меня. Оно падает к моим ногам, когда повторяю:
– Я с ней не спал.
– Знаешь что? – взвивается она. – Пойду-ка я напьюсь!
– Алена… – рычу угрожающе.
Показав мне средний палец, вылетает за дверь.
Глава 25
«Очень вкусная еда. Спасибо», – освещается дисплей моего телефона входящим сообщением.
Очень вкусная еда.
Сверлю экран глазами, представляя, как одеваю на голову адресата цветочный горшок. А может, мне лучше надеть этот горшок на свою голову? Надеть и хорошенько постучать, чтобы выбить из неё слова, произнесённые с гипнотизирующим убеждением:
«Я люблю тебя».
Любить кого-то – настоящее испытание, теперь я это знаю. Не знаю как у других, но меня три этих слова подталкивают к тому, чтобы сделать огромную глупость – поверить наслово…
Всему. Каждому его слову.
Если бы… мой любимый идиот был лживым брехуном, я бы никогда не смогла его полюбить. Ведь его отличительной чертой является то, что он вечно вываливает на всех то, что думает!
Я мучалась от этого всю ночь. Я настолько безнадежна, что даже не в состоянии натворить глупостей в ответ.
Он лежит там в той палате и выглядит так, будто его переехал грузовик. Дурак! Может я не могу наделать глупостей, но я могу… его проучить. Так, чтобы Никита Игоревич понял – доверие не пустой звук! Хочу, чтобы прочувствовал это всей своей шкурой! И вот тогда мы сможем говорить на одном языке. Только тогда.
Пальцы чешутся написать ответ, но вместо этого убираю телефон в сторону, следя за тем, как Анька медленно разливает чай по пузатым желтым кружкам, и выглядит она так, будто единственный цветной элемент во всем ее облике – это ее рыжие волосы. Она бледная и подавленная, хоть и пытается это скрывать.
Видеть ее такой для меня настоящий шок…
Ее волосы растрепаны, домашние штаны выглядят так, будто она их пару недель не снимала!
Когда я увижу Дубцова, я всажу ему биту между ног.
Что он, черт его дери, с ней сделал?!
Он же ее просто сломал!
Во мне клокочет злость.
Если я его увижу, он пожалеет о том, что родился на свет. Моя подруга была настоящим лучиком света, пока он не коснулся
