включается какой-то особый защитный механизм. Я ж мать, ага.
— Она такая красивая, — Осман не может оторвать взгляда от спящей Карины, а я… я даже немного ревную его. Совсем чуть-чуть, самую малость, конечно.
— Да, — киваю я, сминая полотенце в руках и чувствуя неловкость.
— Вся в тебя. — Продолжает Махдаев, уже переведя свой взгляд на меня.
Мы смотрим друг на друга, и в воздухе витает столько недосказанного, столько всего, что атмосфера моментально меняется. Почему мне становится жарко?
Он вдруг поднимается с пуфа и подходит ко мне. Проводит пальцами по моей горящей щеке, отводит назад мокрые пряди волос…
— Должно быть, ты мое самое прекрасное виденье, мой ночной мираж…
Его хриплый голос отзывается во мне пушечным выстрелом — сердце стучит еще сильнее, грозясь вот-вот выпрыгнуть из груди, губы моментально сохнут, облизываю их привычным движением…
А Осман… ох, он целует меня. Глубоко и чувственно. Словно оголодавший зверь, дорвавшийся до еды.
Не понимаю, как оказываюсь прижата к стенке. Все кажется сном, иллюзией, но тогда почему я так остро чувствую каждое его прикосновение? Чувствую то, чего давно не чувствовала…
Край халата съезжает вниз, оголяя плечо — Осман припадает к нему и целует, чуть щекоча своей щетиной. Мурашки по телу, если закрою глаза — потеряю голову окончательно, но…
Нет, нельзя, слишком рано…
— Осман… — выставляю руки вперед, кладу их на мощную грудь Махдаева.
— Огонёк, — рычит он мне прямо основание шеи, опаляя своим горячим дыханием. — Прости… ты меня с ума сводишь.
Да, Осман все прекрасно понимает. Нам нужно остановиться. Прямо. Сейчас. Он все еще женат, и вообще… мы еще ничего не решили.
Разве? Тело предательски ноет, умоляя забыть о своих принципах и вновь сдаться в плен этому пылкому, своенравному джигиту.
Осман тяжело дышит (я тоже, кстати) и, запечатлев еще один поцелуй на моей шее, все-таки отходит от меня на безопасное расстояние. Да, правильно, так будет лучше для всех, не хватало снова наломать дров — мы еще прошлые не все сожгли.
— Как все прошло? — пытаюсь справиться с голосом, дрожащим от волнения.
— Ками в безопасности, — выдыхает Махдаев и потирает пальцами переносицу.
Только сейчас понимаю, как сильно он устал. Не спал почти двое суток, даже под глазами залегли темные круги.
Решаю не пытать Османа вопросами. Завтра утром все узнаю. Да и честно говоря, я сама жутко устала, валюсь с ног.
Все еще чувствуя неловкость и смущение, обхожу Османа и сажусь на кровать.
— Прости, Огонёк, ты, наверное, устала. — Спохватывается Махдаев, который всегда отличался своей особой галантностью. — Я пойду…
Он уже собирается уходить, подходит к двери, но я понимаю, что не хочу его отпускать. Пусть сегодняшний день закончится… такой вот глупой выходкой моего неугомонного сердца.
— Не уходи. Останься с нами?..
Осман
Конечно же, я не могу ей отказать. Никогда не мог. Любая ее просьба действовала на меня моментально — я был готов положить к ногам Полины весь мир, если она попросит.
И сейчас, сегодня вернулось то же самое чувство. Динар бы сказал, что я осел, раз забыл о том, с кем имею дело.
Но… Я так соскучился по Огоньку, я так сильно ее любил, что, кажется, с каждой нашей встречей стирал все то плохое, что случилось между нами. И то, как откликалась Полина, вселяло мне безумную надежду на возможное будущее.
Поэтому я плюю на все и остаюсь. Осторожно ложусь рядом с Полиной, которая выглядит крайне смущенной.
Возможно, под словом «останься» она подразумевала просто пребывание в одной комнате, а я истолковал все по-своему и занял половину ее кровати.
Но что сделано, то сделано. Лежу и любуюсь Огневой.
Ее чуть приоткрытые нежно-розовые губы так и манят, так и просят притронуться к ним.
Провожу подушечкой большого пальца по ним, чувствуя как рвет башню от ее поплывшего взгляда, от ее близости.
Она такая… хрупкая и мягкая, еще секунду назад плавилась в моих руках.
Не могу удержаться от этого соблазна и, нависнув над Полиной, целую ее. Сначала невесомо, нежно, но потом вхожу во вкус и углубляю поцелуй, чувствуя, как пьянею все больше и больше.
Эта маленькая женщина с ума меня сведёт!
— Осман, я… — тяжело дышит.
Ну, что могу сказать, мне тоже ой как нелегко. Приказ «не стоять» напрочь игнорируется моим же организмом.
Сейчас как напугаем Огневу!
Но тут такая жара, думаю, она и сама понимает.
Целую Полину еще и еще, стараясь не давать волю рукам — прикоснусь к ней и все, пиши-пропало — сгорит и сарай, и хата. Там уже и огнетушитель не спасет, я даже не знаю, что спасет.
— Осман… Я… я так не могу…
Черт, обещал же себе, что не буду пугать ее, но вновь завелся и забыл обо всем на свете.
— Я понимаю.
Если понимаю, почему продолжаю терзать ее губы своими? Почему не могу оторваться?
Нет, все, Осман, тормози.
Прекращаю поцелуй, дабы не напирать на Огневу, но она не отпускает меня, лишь притягивает ближе.
— Осман… — надо же как нежно произносит мое имя. Нежно и сладко, одновременно.
И в этот раз она его почти пропевает ставшим низким голосом, и я уже хочу прекратить поцелуй, как вдруг Поля притягивает меня еще ближе.
Писец. Обо всем забываю. Есть только она, ее сбившееся дыхание, тихие стоны и…
И это что-то крышесносное. Оно грозит вылиться в нечто большее, но тут подключается тяжелая артиллерия.
Маленькая принцесса просыпается и хнычет, заставляя нас с Полиной отскочить друг от друга.
— Тише, тише, малышка… — Поля, как резвая косуля, спрыгивает на пол и подходит к кровати Каришки. — Осман, у нее жар! Господи, она… горячая! Вся горит!
Я тут же оказываюсь рядом с ней, прикладываю ладошку ко лбу дочери. Действительно, температура есть, и она сильная.
— Самолечением заниматься не будем, поехали в клинику, — говорю я Полине, которая согласно кивает. — Я соберу необходимые вещи, а ты одень малышку.
Спустя десять минут мы мчим в город, а еще через десять — уже сидим на экстренном приеме дежурного врача в той самой частной клинике, куда я предпочитаю ходить. Ну не в обычную поликлинику же вести малышку!
— С вашей дочерью все в порядке, каких-либо признаков инфекции я не обнаружил, — поясняет доктор, внимательно осматривая
