желанной гостьей будешь.
— Петровна, чего ты о грустном. Совсем девочку нашу измучила своими нравоучениями, — зашушукали на Наталью Петровну работницы помоложе. — Давай лучше споём.
— Эх, молодёжь, вам бы только петь да танцевать, — вздохнула женщина и необычно приятным и мелодичным голосом запела.
Она пела красивую украинскую песню. Наташа слушала и понимала её только через слово или два. Ей слышались утки, гуси, и, судя по развивающимся событиям, песня была про любовь. Закончив песню в полной тишине, Наталья Петровна налила себе полный стакан красного вина и залпом его осушила.
— А вам всё петь да танцевать.
— Наталья Петровна, у вас так хорошо получается исполнять народные песни, что порой хочется плакать, а порой так легко становится на душе. Спасибо вам, милая Наталья Петровна, — Василий Иванович ловко и нежно подхватил руку женщины, наклонился и поцеловал.
— Ого! Петровна, а ты всё себя со счетов списываешь. Ишь, какого хлопчика отхватила, — засмеялся женский коллектив.
Василий Иванович слегка покраснел, аккуратно вернул женскую ручку на место и отошёл в сторонку. Женщины залились смехом.
— А ну цыц. Чего удумали, моего начальника кадров на смех поднимать, — сердито, но добродушно пожурила женщин Людмила Николаевна. — Наташенька, ты ещё не знаешь, кто будет, мальчик или девочка?
— Нет, Людмила Николаевна.
— А кого сама ждёшь? — начали вторить председателю молодые женщины.
— Не думала как-то, — виновато произнесла Наташа. — Наверное, девочку.
— А папашка кого хочет? Наверное, мальчика? Они все о мальчиках мечтают.
— В погоне за мальчиками род мужской укрепляет позиции рода женского, — философски заметил один из уже изрядно подвыпивших грузчиков, чем не на шутку рассмешил всех присутствующих.
— Вы знаете, у меня Валерка думает по-другому, никак все. Он сказал, что какая разница, мальчик или девочка, главное это наш ребёнок, наша кровинушка.
— Завидую я тебе, Наташка, — сказала технолог колбасного цеха Валентина.
— Чему завидуешь? Пока молодые — любовь, а потом нудная семейная жизнь.
— Не мерь других по себе. И не завидуй чужому счастью, — шикнула на нерадивую Наталья Петровна. — У тебя, Наташенька, всё будет не так, как у других. И муж у тебя золото, и ты золотая, и детки у вас будут золотые.
— Не семья, а золотые прииски. Ха-ха-ха!
— Так, начинается пьяное хамство, и время пошлости пришло. Всё, мои дорогие. Проводили Наташеньку и на рабочие места, — командным голосом произнесла Людмила Николаевна. — Рано ей ещё ваши жизненные школы изучать. Наташенька, я сейчас попрошу своего водителя Жорика отвезти тебя домой. «Уазик» не «Жигули», но на нём всё ж веселей, чем на автобусе. Ну, моя маленькая, иди я тебя поцелую, и побегу в контору. Не забывай. Заходи.
Все вместе вышли на улицу из цеха. С противоположной стороны уже стояла небольшая очередь сдатчиков натуральных продуктов. Из конторы вышел водитель председателя.
— Наташенька, садись в машину, поехали.
— До свидания. Спасибо Вам.
— Это тебе спасибо. С тобой и зимой — лето. Мы все по тебе будем скучать. Как родишь, дай знать. Приедем поздравить, — сказала Наталья Петровна. — Ну, доченька, побежала я на работу. Видишь, сколь народу собралось. Неудобно как-то.
Наташа заняла переднее пассажирское место в машине. Помахала всем через окошко, и Жорик включил передачу.
Дома уже была Маришка, вернувшаяся из школы. Она сидела в своей комнате и усердно учила уроки. Наташа решила ей не мешать. Она пошла на кухню. Очень сильно хотелось пить чай. Сидя за столом смотрела в окно. Вот и осень уже наступила.
На Камчатке осень наступает быстро. Раз и всё желто-коричнево-красное. Раз и уже все деревья стоят голые, а листьями играет ветер. Бабье лето обычно стоит очень тёплое. Однако короткое. Максимум недели две, и то в самом лучшем случае.
— Привет! — вошла на кухню Маринка. — Ты сегодня рано. Плохо?
— Нет, хорошо. Сегодня последний рабочий день. Буду теперь тебя из школы встречать. Уроки проверять, — пошутила Наташа.
— Ещё один контролер выискался, — сердито заметила Марина.
— Где потеряла хорошее настроение?
— А!
— Не отмалчивайся. Давай поговорим.
— Чего разговаривать?
— С Мишкой поругалась?
— Не поругалась, а отшила его окончательно. Возврата в прошлое нет.
— Ну-ну. Поделись опытом. Что же он такого натворил? За что мальчиков нынче отшивают?
— Придурок… Поспорил с мальчишками, что поцелует меня при всём классе.
— Ну, это не новое. Со многими случается.
— Да-а-а? Так он поцеловал. И не просто поцеловал, а взасос. Придурок. Во время урока.
— Как во время урока?
— А так. Разыграл меня, будто под партой мышка пробежала. Я вскочила и он встал. Я повернулась к нему, а он меня заграбастал своими лапищами. Сдавил, как тисками. И, представляешь, целует. Я ни туда, ни сюда. В классе тишина. Потом все начали хлопать, смеяться и кричать: «Горько!». Мне так стыдно стало. Я расплакалась и выбежала из класса.
— Дуреха, маленькая, — Наташа обняла Валеркину сестрёнку. — Радоваться надо, а она плакать. Эх ты… Извини, я тебя перебила.
— Убежала из класса, а он за мной… Бежит… Извиняется. Я молчу и плачу. Потом развернулась и влепила ему по щеке, чтоб не зарывался. Он стоит, своими большущими ресницами лупает. Кучеряшки врассыпную… Мне его даже как-то жалко стало, но стою и молчу. А он говорит: «Если не простишь, выпрыгну в окно» и вскочил на подоконник. Я про себя посмеялась, мол, прыгай, ничего с тобой не станется, второй этаж только. Он постоял, подождал и прыгнул, — Маринка заплакала навзрыд.
— Это что за истерика? Ну, перестань. На, водички попей. Что случилось? Толком скажи.
— Ногу поломал. В больнице лежит.
— Ты к нему ездила?
— Нет.
— И чего выдрипениваешься? Одевайся, поехали. Отшила. Окончательно, возврата нет, — передразнила Маринку Наташа. — Раз плачешь, значит, не всё так плохо. Одевайся. Поедем к твоему горемыке.
— Наташа, а как ты поедешь? Устала ведь.
— Ничего страшного. Мне полезно прогуляться.
Девушки быстро оделись. Через несколько минут они катили в автобусе. Минут через двадцать доехали до центральной районной больницы. Наташа решила не мешать Маринке и осталась на улице, разместившись на лавочке. Утомившись ждать, она прогулялась по территории больницы. Пособирала опавшие листочки. Полюбовалась воробьями, прыгающими по земле, собирая хлебные крошки и семечки, которыми сорили больные из окошек.
— А вот и я, — Маринка стояла радостная и вся сияла.
— Как пациент?
— Отлично. У него нет перелома… вывих. Недельку отлежится, врач сказал… ума-разума наберётся и домой, а я буду его навещать.
— Ну, раз всё в порядке, так поехали домой. Ты хоть разочек вспомнила, что я тебя здесь жду?
— Прости, Наташенька, я так увлеклась, что забыла.
— Целовались при всей палате? — засмеялась Наташа. — Ладно. Не сопи. Я пошутила. Поехали домой. Знаешь, а вот как раз когда мы
