— Не истери, Адямян, дай дописать!
«Ты сегодня моя…»
Его руки везде… и так тепло, уютно и хорошо…
Девятый класс…
Раздевалка.
— Ты, может, мечтал как-то по-другому, — давлюсь смехом и с упоением наблюдаю за обиженной реакцией друга, пока он переодевает кроссовки. — Но, кабзда тебе… Чует моя прекрасная задница, доберется она до тебя на перемене, если меня рядом не будет… — кладу руку ему на плечо и наклоняюсь к уху, — Макарова тебя зажмет и сделает мужчиной.
— Не доберется. — хмуро летит в ответ. — Я как раз пытаюсь найти нужную формулировку, чтобы не ранить ее чувства
— Скажи поэтично, — хмыкаю я, — Тебя и в мыслях даже не имел…
— Ника…
— Мы с ребятами, кстати, ставки сделали. — с наслаждением продолжаю свой троллинг.
— Спасибо за твою веру в меня, подруга дней моих суровых…
— Ой, ладно тебе. Надо отшивать нормально! Честно и просто сказал «нет» и точка. А не вот эти твои километровые морали о чувствах других людей… Ты ей пока будешь теорию описывать, она расчехлит твой колосок и напрыгнет…
— У меня не колосок! — багровеет принц, придерживая для меня дверь, когда мы выходим из здания.
На улице полным ходом идет весна, повлиявшая на обострение моих одноклассниц и подарившая им неуемную веру в успех при наличии искрометного макияжа и чугунной настырности. Главная сталкерша друга стоит в центре школьного двора в окружении двух наших одноклассниц.
— Ладно, Рафикович, спасу тебя. Ты просто соглашайся. И руку дай. Вот сюда. — игнорируя удивление, приобнимаю его рукой себя за плечи, а свою ладонь заключаю с ним в замок.
— Ты меня без боя отдать решила? — хмыкает он шепотом.
— Еще чего. Учись, пока я жива.
К девочкам мы подходим плотно прижатые друг к другу. Окидываю преследовательницу изучающе-скучающим взглядом и выдаю:
— Слышь, Макарова. Увижу тебя рядом с моим парнем, убью! Поняла? — громко, грозно, стервозно. В классе у меня состоявшийся авторитет буйной и «лучше не связываться».
— С твоим парнем? — удивленно и недоверчиво смотрит одноклассница. Черные стрелки, широкая челка, тугой темный хвост и яркий блеск на губах. Она из тех, кто о своей скромности может говорить часами и наотрез отказывается ломаться.
— Именно. Мы с Эриком не хотели афишировать, но твоя активная позиция заставляет. — кусаю губу и сдерживаю смех, чтобы не потроллить ее, добавив: «махаца буишь?»
Макарова зеленеет при моем недвусмысленно намеке, но осознанно молчит. Соображает. А вот ее подружка Инна, стоящая рядом сдерживаться нужным не считает и изумленно шепчет:
— Фигасе…
***
— Понял, как надо отшивать? — смотрю на довольное лицо Эрика, когда мы идем к автобусной остановке.
— Понял. — он убирает руку, но я возвращаю.
— Оставь, мне так нравится.
— Еще бы тебе не нравилось! — хмыкает принц. — Ты же моя сегодня?
— Я всегда твоя. — самоуверенно говорю я, наблюдая его странное выражение лица. — Твоя лучшая цельнометаллическая подруга!
***
«Если бы ты только знала, как сильно я тебя люблю…»
Первый курс университета…
— Прыгай, Ник. Ты чего? — кричит снизу Эрик.
А я первый раз в жизни трушу. И не с такой высоты прыгала, и нормально все было, а тут вдруг… Не могу и все. Не могу сделать один маленький шаг.
Середина лета. Сессию закрыли и поехали к принцу на дачу.
Смеркается. Дядя Рубик наверняка уже приготовил шашлыки, и нас ждут к столу.
Надо было с девочками остаться, а не с его двоюродными братьями идти и искать приключений на свою задницу-предсказательницу… Вон стоят и смеются… Слезу убью каждого… Моя гордость не может пострадать из-за прыжка. Я же Ника Туманова! Да они бояться меня перестанут…
— Они надо мной смеются? — оскорбленно уточняю я.
— Кто? — удивленно переспрашивает Эрик и, следя за взглядом, поворачивается на ребят. Те стоят чуть поодаль и ждут нас, точнее меня, потому что забраться в разрушенный дом смогли все, а вот выйти со второго этажа — нет… Осталась я одна. Бесит!
— А ну заткнулись все нахрен! — вдруг грозно кричит Эрик. И из толпы прилетает:
— Э-э-э…мы не….
— Съебались отсюда! — неожиданно властно командует принц, затем поворачивается на меня и, виновато улыбнувшись, вставляет. — Извини, случайно получилось. — затем поворачивается к ребятам и что-то чувственно выдает на своем фольклоре. Те проникаются глубинной интонацией и, потупив голову, уходят.
— Никто не смеется. — уверяет, когда остаемся вдвоем. Протягивает ко мне руки. — Прыгай, я поймаю. И здесь солома, видишь?
— Не то, чтобы я боюсь… — тяну я с сомнением. — Но ты меня точно поймаешь?
— Обещаю. — улыбается так, что страх внутри уменьшается. — Ты мне доверяешь?
— Доверяю. Но, если не поймаешь, я тебя стукну! — шепчу, делаю шаг и оказываюсь в его руках.
В его руках, на скамейке, на соломе, разрывая одежду, прижимаясь друг другу, ощущая тепло, жар, пламя, твои пальцы везде или это мои… смешивая вкусы, целуя, кусая, вдыхая, проникая в меня…
Просыпаюсь с пылающим телом и учащенным сердцебиением…
Эрик, я тебя…
Глава 33
План поехать в субботу к Эрику оказался провальным с самого начала. Три запланированные съёмки, каждая продолжительностью три часа и три модели, оказавшиеся упоротыми закидонщицами в стадии совершенства, вымотали меня до состояния «доползти до кровати и мгновенно отключиться».
Но отправлять нейтральные сообщения для проверки Адамяновой почвы никто не мешал… Только вот они оседали в мессенджере непрочитанными замерзшими птицами. Он бил свой рекорд по выносливости в части игнора меня, а я в перерывах между съемками пыталась выжечь глазами экран телефона.
Айфоша верно хранил тайны переписки и многообразие контактов, в которых могли попасться всякого рода «Иван, трубку не брать, прикидываться иммигрирующей!» или «Василиса не снимаемая», но передавать через него мое просветление для бойкотирующего принца желания не возникало.
Мы с Эриком всегда сходились в мнении, что о чувствах надо говорить вживую.
«С Шекспировским трагизмом» — усмехался принц датский.
