женщину и что в ней ценит, и другие её принимают. Бывает, и посмотреть не на что, мышь серая, а найдётся умник – разглядит в ней такое… Обхождением и вниманием из неё королеву сделает, обзавидуешься!
– Но она мне не говорила об этом, о внимании.
– А вы часто разговариваете? – немного стесняясь спросил Мариуччо.
– Нет. Всё больше о делах… с расстановкой произнёс Стефано, и голос его сник, лишился силы.
– Стефано, а ты "даёшь своей жене комплименты"?
– Что? – не понял Стефано.
– Ты же знаешь, что покойная моя Сандра так и не выучила итальянский как свой родной, и когда я долго не хвалил её, она напоминала:
– Мариуччо, ты почему не даёшь мне комплименты? Я без них зачахну как цветок без полива, без них я могу забыть, что я – самая-самая! – ну, что с ней было делать? Я научился видеть, как Сандра превращает нашу жизнь в праздник. Как же её не хвалить! Твоя Лусия хочет, чтобы ты её замечал, – убеждённо произнёс он и продолжал рассуждать:
– Сыновья далеко, видитесь редко, София – хорошая дочка, но у неё молодая, горячая жизнь, а ты ушёл в свои пампасы. Лусии одиноко, это опасная болезнь. Прости, Стефано, у меня небольшой опыт по этой части. Думай сам.
С этими словами он взялся за горлышко большой бутыли с беловатым напитком и налил по маленькой рюмочке. Глотком лимончелло заканчивалась каждая их встреча.
Ужин уже ждал Стефано, но он по заведённой привычке заглянул в зал ресторана и остался доволен – несмотря на поздний час, все столики заняты. Лусия приготовила, как он просил, форель. Нежнейший рыбный запах сказал ему, что она удалась. Не желая нарушать семейный обычай, им же и заведённый, не вести за едой серьёзных разговоров, Стефано отдал должное рыбе, подкладывая лучшие кусочки Лусии, передал ей привет и мешочек чечевицы от Мариуччо, и, когда жена принесла мятный чай с кедровыми орешками, он решился на разговор.
– Лусия, ты часом не заболела?
– Это видно?
– Только слепой и глухой не заметит.
– Я нарушила твой покой, сожалею, Стефано…
– Да не о покое я печалюсь. Что надо сделать, чтобы ты стала прежней Лусией?
– Ты винишься оттого, что мало уделял мне времени? Каждая женщина – Королева своей семейной державы. Сколько бы внимания ни оказывали подданные – ей всё мало.
Она тихо рассмеялась.
– Стефано, ты уверен, что хочешь знать правду?
Люсия была серьёзна, но глаза её поддразнивали. Стефано сделал движение плечами – так хорошо известное ей, означавшее нетерпение.
– Ты был мне хорошим мужем и хорошим отцом для наших детей, у меня нет на тебя обид. Причина моей, как ты сказал, болезни не в нашей с тобой жизни, она, наверно, во мне самой.
Лусия села поудобнее, некоторое время молча рассеянно смотрела на Стефано, и, в какой-то миг преобразилась внешне: подобралась, как бы истончившись телом, и, подавшись в сторону мужа, улыбнувшись, стала говорить мягко и вспоминающе:
– Помнишь, когда мы узнали друг друга, то просто провалились в любовь, в запредельность, где каждый для другого был величайшим сокровищем. Время, проведённое вместе, взрывалось фейерверками счастья. Хотелось вывернуться наизнанку, только бы любимый ещё больше радовался… Было ощущение, что вот-вот откроются тайны бытия… Мы кружились в объятиях мира, и казалось, так будет вечно… Когда чувства стали остывать, родился первенец Марко… И любовь, будто набравшись сил, снова хлынула в наш дом. В другой раз её принесла малышка Софи… Открыли ресторан. Возникали новые всполохи счастья, но они так быстро гасли …
Мне хотелось вновь пережить тот высокий накал, что нёс нас на крыльях вначале. Появились честолюбивые желания: стать хорошей матерью, умелой домохозяйкой, бухгалтершей, наконец. А ты не забыл, Стефано, как в сорок лет я танцевала бергамаску и тарантеллу на празднике города? Ты мне говорил тогда, что я прирождённая танцовщица. Говорил? Я добивалась успеха и, убедившись, что очередную задачу выполнила «на отлично», тут же теряла интерес и намечала новую, чтобы миновав её, бежать дальше.
Стефано никогда не слышавший от своей жены подобных исповедей, сидел молча и напряжённо. Интонации Лусии выражали чувства, которых он не знал. Услышанное входило в него как вода заполняет пустое русло. Сметая всё на своём пути, новая картина жизни устанавливалась стремительно и без его участия.
Остановившись на секунду и взглянув на мужа, который, она и так чувствовала, не пропустил ни одного слова, продолжила:
– Так я пролетела свою дистанцию. Но случилось короткое замыкание: в его свете я увидела, что получилось, и протрезвела. Бег в никуда закончился… Тайны заволокло пеленой – даже в конце я не знаю, в чём смысл моей жизни. Тогда для чего я проделала свой путь? И чем он отличается от пути пчелы или муравья? Мне стал неинтересен мир, который сама же и создала.
Подумать только, Стефано, я продремала целую жизнь! Мне так жаль… Я хочу узнать тот, существующий вечно… по законам, не зависимым от лукавого человека. Если ещё не поздно… Пожалуй, я сказала всё.
Стефано сидел не шевелясь, с закрытыми глазами. Он видел перед собой две параллельные дороги, восходящие в небо, по ним брели два одиноких путника.
– Это только начало Пути, – подумал Стефано, – Вселенная бесконечна. Значит, мы с Лусией обязательно встретимся.
Миловидная женщина в окружении цветов, слегка растерянно отвечающая по телефону на поздравления, не укладывалась в казённую жизнь хирургического онкологического отделения.
Разнообразные цветочные композиции в пёстро нарядных обёртках теснились на подоконнике, тонкий аромат фрезий сообщал, что рай рядом. Букет роз, очевидно, прославляющих каждый год прожитой жизни, украшал тумбочку.
Такая вот картина предстала Лидиным глазам сегодня утром, когда она вошла в девятую палату. Хозяйка великолепия, Тоня, дожидалась вызова в операционную. Лидия только поступила. Подруги по несчастью познакомились.
Медицинская сестра открыла дверь и застыла. Она забыла, зачем пришла, задохнувшись от возмущения:
– Это что за клумбарий здесь?! Лидия заступилась:
– Зачем вы так шутите, у Тони нервы на пределе.
– Какие шутки? Не положено антисанитарию разводить.
– Ко-лум-ба-рий – не самое подходящее слово перед операцией, – настаивала Лидия.
– А что я такое сказала? – устроили клумбу в медицинском заведении. Я и говорю – клумбарий.
– У меня сегодня день рождения, – подала голос Тоня. – С утра сотрудники поздравили. Я в озеленении работаю. Возьмите всё себе. Только розы, пожалуйста, оставьте. Можно?
– Ну, так бы и сказали, – забирая цветы и замазывая интонацией служебное рвение, смилостивилась заботливая сестричка.
– И прошу без придирок. Клумбарий
