одной сплошной сисей…
Неделя ушла на обследования и анализы. Маммограмма преподнесла первый сюрприз. Результат вынес сам заведующий кабинетом. Загадочно улыбаясь, покровительственно приобняв Лидию за плечи, стал громко уговаривать:
– Не бойтесь, у нас в онкологии замечательные хирурги, сделают всё, что от них зависит.
– Что всё? – отклоняясь от доброго доктора, захотела узнать Лидия. Но не случилось. Пробегающая коллега увлекла его с собой.
– Вам надо к маммологу, – услышала она приглушённый расстоянием совет.
Прежде всего, решила она, надо сесть и медленно, правильно подышать. У неё в груди что-то совсем плохое. Рентгеновский снимок на просвет показывал идеальные полукружья, в тенях она не разбиралась, описание тоже прятало истинный смысл. Отдельной строкой напечатано «Cancer» и знак вопроса. Значит – рак груди. Предположительно. Заложило в носу, участился пульс, дыхание сделалось, как у пекинеса.
Впервые в жизни Лидия поняла значение «до» и «после». «До» – это когда смерть – абстракция, чёрная дыра, которая, может быть, теоретически существует, о ней можно размягчённо рассуждать за десертом. А «после» – ты стоишь на краю ревущей, реальной, крутящейся воронки, и тебя засасывает. В поражённом теле появился неумолимый хронометр. Он материализовал время, его шаги сотрясали плоть.
Через неделю Лидия стояла перед хирургом-маммологом. Павел Ильич теперь главный распорядитель её жизни: он вынесет приговор и сам же исполнит. После изучения снимка доктор стал ощупывать грудь Лидии. Она не представляла, что касания могут быть такими нежными, бережными и лёгкими. И всё-таки, попадая на какие-то точки, его прикосновения будили чувствительное. Новообразование, так его назвал маммолог, огрызалось на едва ощутимые надавливания.
Лидия сторожила лицо доктора в надежде увидеть сомнение в виде трёх точек, отраженных в глазах, или в промелькнувшем знаке вопроса.
Властная уверенность профессионала исключала и многоточие, и вопросы. По привычке тщательно помыв руки, Павел Ильич выписал Лидии направление в онкологию и согласовал дату госпитализации.
На следующую встречу Лидия пришла полностью доверившейся специалистам, которым по службе приходится разбираться с её дальнейшим существованием. Проведённое Павлом Ильичом вместе с доктором-узистом исследование ещё раз подтвердило наличие опухоли. Они тихо обменивались непонятными словами. Нарисовали карандашом на груди место расположения образования, вымерили до миллиметра. Немного поспорили о чём-то. Павел Ильич позвонил её мужу, неврологу, и попросил подготовить Лидию к операции.
Супруг вытащил медицинскую энциклопедию, нашёл картинку в компьютере и начал объяснять строение молочной железы и механизм развития раковых клеток. Их сопряжённость со всем организмом поразила неподготовленный ум, как шаровая молния. Лидия не стала ясновидящей. Но пограничное состояние не замедлило из формулировки превратиться в тёмную многорукую сущность.
Тесные объятия спеленали тело, мука взвилась тонким нескончаемым воем. Сознание просило пощады любой ценой. Уходящий поезд уносил огонёк последнего вагона в неизвестность. Бледность лица и учащённый пульс потребовали оказания срочной помощи. На этом предоперационная подготовка закончилась.
На другой вечер супруги без ущерба для здоровья разыскивали по Интернету протезы молочной железы и деловито обсуждали модели. Даже смеялись. И всё шло хорошо, пока, случайно повернувшись на стуле, муж не задел локтем злополучное место. Конечно же, это был повод для неизлившихся ещё слёз и вырвавшегося на волю вопроса:
– Ну за что это мне?
Супруг сумел воспользоваться случаем и напомнил Лидии, как это рассматривают авторы её настольных книг – Типпинг и Шрейбер. Оба авторитета, а вместе с ними косвенно и муж, настаивали: нас беспокоит не происходящее с нами, а наши мысли об этом. Путь избавления от стресса – исследование мыслей.
Лидии не светило избавиться от стресса. Эпизодическое знакомство со своим думающим хозяйством пугало полной независимостью его существования. Мысли являлись без приглашения. Лидию ни в грош не ставили. По-разбойничьи хозяйничали, подбивали на такое… Лучше не вспоминать. Ещё хуже давались попытки избавиться от назойливых гостей. Тогда зловредные оставались надолго.
Отвергая метод исследования на словах, мы всё-таки пробуем его применить, если ничего другого не остаётся. Лидия стала перебирать пережитое. Ручка почти неосознанно следовала за воспоминаниями. Вскоре весь лист был исписан: не помогла, не выслушала, забыла, испугалась, обиделась, обманула, присвоила, злословила, использовала, обозлилась, впала в уныние, предала, отмолчалась…
Частокол обличающих глаголов обвинял, упрекал, осуждал, укорял, насмехался, казнил. Лидия растерялась и решила перевести всё в шутку: мол, конь о четырёх ногах, и то спотыкается. Но не тут-то было.
Пропечатался вердикт: что натворила, то и получила.
Лидия – банковский работник, и до неё временами доходило, что мы в этом мире живём в кредит. Всегда открытый магазин жизни полон добра, и можно брать сколько угодно. Но забываем: долги записаны и должны быть возвращены. Хозяин действовал, конечно, в её интересах. Однако со своей целью. Это очевидно.
Жаль, что догадка пришла лишь сейчас, когда явился сборщик налогов. С ним не поспоришь. Действительно, её жизнь – сплошная череда импульсивных поступков, ошибок, своекорыстия, неправильных выборов, причинённого зла. Но зачем она всё это делала? Сомнений и быть не могло – ради себя любимой. Она ощутила, что всё в ней заныло, сопротивляясь кажущемуся неизбежному.
В таком состоянии («будь что будет, моё дело – ноги переставлять») Лидия нарезала круги по бесконечным пустым коридорам, пытаясь осмыслить события последних дней. Поймала ощущение, что всё идёт правильно. Если так, то, значит, операция станет новым этапом жизни.
Пробудившийся исследовательский интерес вернул её к фельдшеру Ульяне. Непонятна встреча с ней, но зачем-то нужна. Лидия должна помочь Ульяне? Или научиться выдержке? Может быть, увидеть с её помощью завышенные требования к другим людям?
Вспомнив о Тоне, Лидия поспешила в палату. Пришла вовремя – слабо пискнул Тонин телефон. Лидия ответила. Коллеги справлялись, как прошла операция. Сразу после разговора Тоня открыла глаза и взглядом спросила, кто звонил. Узнав, что коллеги, крепко сомкнула веки, но тотчас вскрикнула от боли, и слёзы полились двумя ручейками вниз под волосы. Лидия засуетилась с расспросами, что болит и где. Не позвать ли доктора?
– Душа болит, доктор тут ни при чём, – измученным голосом ответила Антонина.
– Можно, я выплачусь?
– Да, пожалуйста. Я могу уйти, если так лучше.
– Не уходи. В одиночестве мою беду переживать невыносимо.
– Тоня, мне показалось, к операции ты отнеслась спокойно. Что произошло?
– Ничего, кроме самой операции. Наркоз действует. То, что казалось пустяком, сейчас рушит мою жизнь, рвёт её на части.
– Давай с тобой попьём немного сока, и ты всё расскажешь – предложила Лидия.
Она помогла Тоне сесть на кровати, освежила ей лицо и руки, причесала. Сок пили через соломинку и переглядывались, нащупывая мостик, который поможет найти путь к другому.
В это время с возгласом «мона?» вошла Ирочка с подносиком, полным лечебных радостей,
