Потом пришла Нола. Она тоже не выдала ни одного комментария по поводу всего случившегося, но я спросила ее, как я очутилась в Камберлендском поместье. Она открыла было рот, но мама предостерегающе поднесла палец к губам. Нола явно почувствовала себя неловко, потрепала меня по руке и сказала:
— Они просто привезли тебя сюда, милая. Мы так рады. Мы сами так хотели. Ты останешься у нас сколько пожелаешь.
От слабости и ощущения беспомощности у меня по щекам покатились слезы. Я ухватила Нолу за руку и сжала ее:
— Ты замечательная подруга!
— Чепуха! Я жалею только об одном — ты так и не встретилась с моим братом. Он вернулся в Кембридж. Но он тебя видел. Твоя мама позволила ему взглянуть одним глазком. А ты лежала здесь как спящая красавица: глаза закрыты, длинные ресницы на щеках. Братец сказал, что никогда в жизни не встречал такого небесного создания.
Слова подруги позабавили меня и польстили моему женскому самолюбию, но я делано рассердилась:
— Вот здорово! Мама позволяет твоему брату подглядывать за мной, пока я валяюсь тут без сознания!
Нола рассмеялась вместе со мной, и я внезапно почувствовала себя намного лучше. Однако подруга не задержалась, ей просто не разрешили. В последующие несколько дней мне был прописан полный покой, объявила мама. Но память возвращалась ко мне, а мозги работали беспрестанно, так что я стала беспокойна и болтлива и, несмотря на все мамины ухищрения, никак не могла угомониться.
— Может, поспишь немного?
— Да я уже две недели спала, — напомнила я ей, — и мне так много хочется узнать! Не успокоюсь, пока ты мне все не расскажешь!
— Верунчик, милый, я не могу. Один человек хочет сделать это первым. Тот, кого это больше всего касается.
— Только не Рейчел! — задохнулась я.
— Нет, не она. Ты никогда не увидишь ее снова. Она сошла с ума, и ее поместили в лечебницу — давно пора было сделать это, — пробормотала мама.
— О, какой ужас! — прошептала я в ответ.
Но я нисколько не удивилась. Я поняла это в тот самый момент, когда Рейчел предприняла попытку свести со мной счеты.
Раз это не Рейчел, тогда я точно знаю, кто захотел объясниться со мной.
— Лоренс… — Даже звук его имени болью отдавался в моей душе. — Это он придет поговорить со мной?
— Да. Как только доктор Вайбурн разрешит.
Сердце мое забилось чаще.
— Но я хочу видеть его сейчас, немедленно.
— Верунчик, прошу тебя, постарайся успокоиться, не перетруждайся. Иначе тебе придется пролежать в постели еще долго. Доктор Вайбурн особенно настаивал на этом. Ты должна отдохнуть. Он считает, что ты быстро пойдешь на поправку, так что будь умницей.
— Сколько мне ждать, пока я смогу увидеться с Лоренсом?
— Все зависит от тебя и твоего состояния.
— Но доктор Вайбурн сказал, что я в отличной форме.
— Да, исходя из того, что с тобой случилось.
— Я просто упала с лестницы, — буркнула я, — или, если хочешь, меня столкнули.
Мама повернулась ко мне. Я видела, как она вздрогнула:
— Даже думать об этом не могу.
— Мама, — протянула я к ней руку, — иди, сядь рядом. Я буду умницей и не стану просить повидаться сегодня с Лоренсом, но я хочу кое-что узнать, то, что ты можешь рассказать. Хватит уже тайн!
Она села на край кровати и взяла меня за руки. Я видела слезы в ее глазах. Она так изменилась — теперь это была уже вовсе не та холодная, неприступная женщина.
— Спасибо за все, что ты сделала для меня, пока я была без сознания. Ведь это ты заботилась обо мне, так ведь?
— Конечно, Верунчик, ведь ты моя дочь. Может, раньше я выказывала свою любовь не совсем так, но я всегда была привязана к тебе, поверь. — Она смахнула слезу.
— Ох, мама, думаю, после всего случившегося мы станем намного ближе друг другу. Знаю, так и будет.
Но в конце концов, от матери мне не пришлось услышать даже части всей этой истории. Неожиданно мне стало хуже, я вскрикнула от пронзившей меня боли и упала на подушки. Я слышала, как мама повторяет мое имя:
— Верунчик… Верунчик!
И все пропало. Лишь много дней спустя, по маминым рассказам, я узнала, что до смерти напугала ее, когда снова потеряла сознание и пролежала в коме еще неделю. Меня часто посещал немало удивленный и несколько смущенный доктор Вайбурн, который посчитал, что пациентка в полном порядке.
Все-таки удар по голове оказался более сильным, чем все полагали.
За эту третью неделю болезни я время от времени приходила в себя, но видела все словно сквозь пелену… как будто просто переходила из одного сна в другой.
Я время от времени узнавала мамин голос и чувствовала ее теплые руки, заботливо поправляющие мои волосы. Я даже помню, как меня поднимали, усаживали на кровати и давали жидкую пищу.
И вот однажды я услышала его голос. Да, услышала, и кровь быстрее побежала по моим жилам, я даже открыла глаза и увидела его. Он наклонился над кроватью, держа меня за руки.
— Бедняжка… моя бедная милая Вера… — бормотал он. — И как такое могло произойти? Это я во всем виноват, в этом только моя вина.
Я хотела поговорить с ним, но могла лишь несколько раз прошептать его имя. И даже со стыдом припоминаю, как умоляла его не уходить, не оставлять меня, но так никогда и не узнала, что он ответил на это, потому что вновь провалилась в беспамятство.
В Восдейл-Хэд пришло лето, и я окончательно поправилась лишь к концу июня. Вне себя от радости, мама в первый раз помогла мне подняться. Нола часто забегала поболтать, и конечно же эти милые люди, полковник и миссис Хенсон, тоже навещали меня. Кати всячески пресекала мои попытки извиниться перед ними за то, что мы с мамой так надолго задержались в Камберлендском поместье, и что я — обуза для всех.
— Мы счастливы, что можем помочь тебе и что ты тут, у нас, милая. Прошу, не думай об этом, живите столько, сколько захотите. Нола до смерти рада, что ты здесь. Вот чего мы действительно хотим, так это увидеть тебя снова в гостиной и чтобы все твои страхи и тревоги остались позади.
Однажды, глядя на веселое прелестное лицо Кати, я задала ей вопрос о том, о чем не решалась узнать у Нолы:
— А… Лоренс, он приходил ко мне? Мне кажется, что я помню, как он был здесь и говорил со мной, но я не уверена.
Кати потрепала меня по руке и одарила одной из своих самых очаровательных улыбок:
— Милая Вера, да, конечно, он приходил к тебе; и скажу тебе по секрету, Л.Б. заходил — или, на крайний случай, звонил — каждый день. Он переживал больше всех нас, вместе взятых.
Я почувствовала, как краснею.
— О! — только и смогла выдохнуть я.
— Ты хотела бы повидаться с ним, так ведь, дорогая? — Эта женщина все понимала. Когда я кивнула, она меня заверила: — Так и будет. Позвоню ему, скажу, может, заглянет сегодня после работы.
