Ребенок зашевелился, словно он свернулся в шар, а затем вытянул ручки и ножки, пытаясь развернуться в ее чреве.
Малышка и Барт. Ее охватило чувство неотвратимой потери. Острая боль пронзила поясницу, и она ухватилась за живот.
Барт подхватил ее.
– Что такое? Ребенок?
Миган часто задышала, чтобы восстановить дыхание.
– Первые схватки. Полагаю, ложные, но лучше мне сесть. Дай, пожалуйста, воды.
Он подвел ее к большой кровати с четырьмя столбиками и усадил.
– Полежи, я сейчас. – Он наклонился и снял с нее туфли, потом поднял ей ноги и уложил.
Миган лежала, стараясь не дышать глубоко. Она еще не готова рожать. Надо сначала позвонить в агентство. Она уставилась на телефон у постели, потом наконец протянула руку и сняла трубку. Номер она знала наизусть, но пальцы не слушались приказа мозга.
Они слушались веления сердца. Миган обхватила руками свой большой живот.
– О, крошка, не делай так. Я же не могу быть твоей мамой. Это было бы нечестно по отношению к тебе.
Барт остановился в дверях в семейную большую гостиную, где Миган лежала на диване. Солнце только что село, но уже чувствовалась декабрьская прохлада, и он заранее растопил камин. Комнату освещали только мигающие лампочки на елке и горящие дрова, отчего она приобрела таинственный вид.
Красивая, умная, удивительно живая беременная женщина смотрелась как чудо.
И уже сегодня, может быть, ничего этого больше для него не будет. Тот, кто утверждал, что лучше любить и потерять любовь, чем не любить вовсе, был, наверное, мазохистом.
– Кто звонил? – спросила Миган.
– Люк Пауэлл.
– На сей раз, надеюсь, новости добрые?
– Он получил данные, что Джошуа Карауэй после побега направился в Сент-Луис и находился там, затем перебрался в Чикаго, где его дружки должны были помочь ему улететь из страны. Если бы его не поймали, сейчас он был бы уже в Латинской Америке.
– Стало быть, есть все основания считать, что весь этот кошмар дело рук Лероя?
– Стало быть, так.
Миган глубоко вздохнула.
– Ну, значит, кошмару конец. – Она перевела взгляд с его лица на пакет, который был у него в руке.
– А это что?
– Преждевременный рождественский подарок.
– Так этот пакет передал тебе продавец в магазине сегодня днем? Хитри не хитри, но подарки до праздника не дарят, Барт Кромвель.
– Кто это сказал? Закрой глаза.
Сначала поцелуй. А потом подарок, который, как он прекрасно знал, не порадует ее, а только разбередит раны.
Но время не ждет. Ребенок должен родиться через неделю. А его задание в Ориндж-Бич закончено.
Он обнял ее и крепко поцеловал. И понял, что она нужна ему как жизнь.
Миган почувствовала губы Барта, и, как всегда, по всему ее телу пробежала дрожь. Закрыв глаза, она обхватила его за шею, ответив поцелуем на поцелуй.
– Это мой сюрприз, – прошептала она.
– Тогда открой глаза и посмотри.
Она послушно открыла глаза и тут же пожалела. Он держал в руке очаровательного коричневого медвежонка с большими глазками-бусинками, которые осуждающе смотрели на нее. Миган смутилась и отвернулась. Она медленно, как привыкла за это время, опустила ноги на пол и села.
– Зачем ты это сделал? Родители малышки, кто бы они ни были, купят ей такого.
Он протянул ей медвежонка, но она оттолкнула его.
Барт сел рядом с ней на диван, положил руку ей на живот и стал поглаживать его сквозь комбинезон. На него нельзя было долго дуться, но должна же она как-то показать ему, что он переступил границы.
Она вздохнула и положила руки поверх его ладоней.
– Зачем ты это сделал, Барт?
– Хотел купить ребенку его первую игрушку. Что в этом ужасного?
– Я не могу оставить ребенка. Я тебе говорила. Из меня дрянная мать.
– То, что ты говоришь, я знаю.
– Я не говорю. Это так на самом деле. – Голос у нее задрожал. Ее всю трясло. – Моя работа съедает все мое время.
– Да с твоими способностями ты можешь переделать миллион работ.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Только то, что говорю. Работа здесь ни при чем. Дело в тебе самой и в твоих ложных представлениях о себе. Ты боишься, что у тебя не хватит любви, но тут ты явно хватила через край.
– Ты случайно встретился со мной всего несколько дней назад. Как ты можешь говорить обо мне такое?
– Я знаю, что ты предоставила свое тело, чтобы выносить ребенка подруги. Разве может быть большее проявление любви и альтруизма? Это почти что подвиг. Мужчины на такое не способны, даже если бы могли рожать. Я знаю, что ты любила Джеки и бабушку и любишь даже мать, хотя она не сумела дать тебе то, чего ты хотела бы.
Все в Миган перевернулось, кровь отхлынула от лица, и она вдруг почувствовала себя слабой и беспомощной.
– Но речь идет о ребенке, о беззащитном создании. У меня нет той любви и умения, которые ей нужны.
– Да из тебя выйдет фантастическая мать. Если бы ты не хотела этого ребенка, Миган, дело другое. Но не отдавай ее из страха, не вбивай себе в голову, что ты не заслужила ее, что не сможешь дать ей то, чего не смогла дать тебе твоя мать.
Она вскочила с дивана и подошла к окну. Волны с неутомимой яростью набегали на песок, и эта картина как-то перекликалась с ее состоянием.
– Это не твоего ума дело, Барт.
– Верно, Миган. Не хочешь ребенка, отдавай. Есть немало семей, где она будет желанной. – Он снял трубку и протянул ей. – Звони в агентство по приемным детям и скажи, что у тебя для них есть ребенок. Попроси их найти приемных родителей, которые сумеют полюбить ее так, как ты уже любишь ее.
Миган вырвала у него из рук трубку и начала набирать номер. Она набрала первые три цифры и остановилась. Пальцы онемели и не слушались. Слезы полились у нее из глаз, ее била лихорадка.
Барт взял у нее из рук трубку и положил на ближайший стул.
– О, Миган, – пробормотал он, обнимая ее. – Мне не хочется ранить тебя, но я не могу сидеть и смотреть, как ты отказываешься от будущего из-за прошлого, которое нельзя изменить.
– Какое это имеет отношение к моему прошлому? – всхлипывая спросила она.
– Ну, не имеет, так не имеет. – Он прижал ее к себе и стал гладить по спине, ласково целуя в макушку.
– Я не могу перемениться, Барт. А если бы и хотела, это было бы несчастьем для всех. Я не могу пожелать такое будущему ребенку.
– А как со мной, Миган? Меня ты тоже выбросишь из своей жизни, как только все кончится?
– Не смеши людей.
– Я тут ничего смешного не вижу. Ты боишься серьезных отношений, и я не могу себе представить, как ты можешь найти мне место в своей жизни, какое будущее ты видишь для себя.
Будущее? Сейчас ей не до того. Сначала надо родить ребенка.