к нему хорошо относится. Обещал ему помогать. На какие-то столярные курсы его даже устроил. И я тоже думаю, что этот чудик небезнадежен. Просто ему надо научиться с людьми нормально общаться, с гаджетами разобраться и прикид нормальный сделать. А то ходит как пугало огородное. Тогда он сможет куда-нибудь устроиться, где руками нужно работать. Ладно, мамуль, давай спать. Третий час уже. Мы ведь завтра с папой и Сережкой за грибами пойти собирались. Надо будильник поставить, а то они без меня уйдут.* * *
– Дядя Дима, а вам тоже кажется, что в сосновом лесу спокойнее, чем там, где клены растут и осины? – спросил Коля, перебирая в руках горсть опавших иголок.
– Никогда не думал об этом, Коль. Я вообще лес разный люблю: и хвойный, и лиственный. На природе спокойнее, чем в городе. Размереннее. Можно остановиться и слушать листву, а потом окажется, что ты услышал самого себя. Что-то важное такое внутри шепчет, чего в городе не услышишь.
– Это вы хорошо сказали, – улыбнулся парень, – но мне все-таки именно в сосновом лесу спокойнее. Здесь мне все понятно. Не надо ни к чему приглядываться. Стволы высокие, трава низенькая, кустарников нет почти. А клен, например, цвета все время меняет и шумит. Осина сырая и пахнет чем-то тревожным. Береза вот хорошая, светлая. Я люблю березу, но только в тех лесах, где она растет, обычно комаров много и кустов. Комары кусаются, а кусты царапаются. И еще все время нужно щуриться, чтобы разглядеть, нет ли за ними чего опасного. Я кабанов очень боюсь.
– А ты их самих видел, кабанов-то? – с усмешкой спросил Дмитрий Николаевич.
Они с Колей сидели на берегу Горелого озера. Опять, как и два года назад, стоял ранний сентябрь. Бабье лето было спокойным: прохладным, но солнечным. В лесу еще пахло смолой и хвоей. Однако легкий ветер уже доносил сыроватый запах мха. Первые осенние дожди уплотнили рассыпчатый светлый песок и подарили жизнь гладким, лоснящимся на солнце маслятам.
– Слава Господу нашему, я кабанов вживую не видел еще! Но мне Галина Сергеевна рассказывала, что они здесь водятся, нехристи эти. Несколько раз к ней зимой приходили. Я вот теперь зимы боюсь. Как мне одному ночевать? Выйду до ветру, а там меня кабан с клыками встречает. Не хочу я, дядь Дим, один зимовать. – Коля с надеждой посмотрел на Дмитрия Николаевича.
– Не дрейфь, Николка, ты же мужик! – Дмитрий Николаевич сел поближе к парню и обнял его за плечо. – Я тебе обещаю – все у нас с тобой получится. И септик тебе до морозов сделаем, чтобы на улицу в туалет не ходить. И с хозяйством ты скоро освоишься. Ты молодец, быстро все схватываешь. Уж на что Галина Сергеевна к порядку требовательная, а тобой довольна. Говорит, на твердую четверку справляешься.
– Дядь Дим, – Николка немного замялся, – а как вы думаете, Марина за меня замуж пойдет? У меня же теперь свой дом есть. Я ее ничего просить делать не буду. Пусть рисует сидит и читает свои умные книжки. Я все сам буду и по дому, и по огороду делать.
– Уж больно ты, Коля, резвый парень! – засмеялся Дмитрий Николаевич. – Марина еще маленькая для замужества. Ей долго учиться надо. В школе еще год, а потом в институте лет пять. Ты бы посмотрел на других девушек, на Настеньку, например, которая с тобой в больнице работала.
– Настя хорошая… – протянул Коля, – она добрая, но у нее лицо не как у Марины. У Марины красивое.
– Ну, брат, – похлопал парня по плечу Дмитрий Николаевич, – с лица воду не пить, а женитьба – дело серьезное. С кондачка не решается. Ты еще сам молодой очень. Обживись сначала в новом доме, хозяйство наладь, а потом и с женитьбой определишься.
– Вы умный, вам виднее, – согласился Коля и вдруг спросил: – А вы узнали, почему это озеро Горелым называется?
– Узнал, – кивнул Дмитрий Николаевич, – мне ваша матушка-настоятельница рассказала. Здесь много лет назад, когда еще не президенты, а князья нашей страной правили, пытались поселиться монахи. Скиты строили, ну, домики такие, где жить можно. Но каждый раз несчастье какое-то происходило. И всегда с огнем связанное. То пожар из-за горящей печки начинался, то поджоги были, а однажды даже шаровая молния попала. И место это проклятым посчитали, а озеро Горелым назвали. Вот видишь, и со мной здесь история какая нехорошая приключилась… Ну а потом монахи решили сделать себе жилище на самом берегу реки. Сначала кельи, потом храм небольшой, а затем и монастырь отстроили. И это уже святое место стало, благодатное.
– Как, – у Коли загорелись глаза, – тот самый монастырь, где я жил?
– Ага, тот самый, – улыбнулся Дмитрий Николаевич.
– Вот это да! – радостно воскликнул Коля. – Поэтому-то мне Горелое озеро зла не сделало! Я в святом месте жил, под защитой Божьей, правда?
– Правда, – согласился Дмитрий Николаевич. – Но не только поэтому. Ты просто очень хороший человек. Поэтому ничего не бойся. Все у тебя хорошо будет. Со всем справимся.
Эпилог
В конце сентября Сережа сильно заболел. Пять дней подряд температура держалась выше тридцати девяти градусов и снижалась только на несколько часов. Несмотря на то, что педиатр, который наблюдал обоих детей с самого рождения, уверял, что абсолютно ничего страшного не происходит и Сережа просто подхватил сезонную ОРВИ, Алина не находила себе места.
У мальчика совсем пропал аппетит. В перерыве между приемами жаропонижающих он с трудом ел легкий куриный суп, давился малиновым чаем и безучастно смотрел мультики. Потом, когда его опять начинало лихорадить, он свертывался клубком и жалобно стучал зубами, пытаясь согреться. Алина в отчаянии растирала его холодные пальцы и шептала, что все обязательно скоро закончится и он будет самым здоровым и веселым ребенком на свете.
Марина, чтобы не подхватить от брата инфекцию, жила в папиной квартире, а Эдуард, наоборот, перебрался на время болезни сына к Алине, чтобы помогать ей дежурить с Сережей. Она почти не спала и к концу пятого дня выглядела совершенно разбитой. Каждый раз, когда столбик ртутного градусника показывал выше тридцати девяти, Алина заставляла Эдуарда вновь набирать телефон пожилого педиатра, который уже отказывался слушать ее нервные причитания и твердил свое сухое: «Скоро пройдет. Снижайте температуру и давайте обильное питье».
Эдуард не показывал виду, но ему тоже было неспокойно. Так долго и при этом безо всяких симптомов, кроме ярко выраженной лихорадки, Сережа еще не болел. Вместе с Алиной они решили ехать с ребенком в больницу, если за сутки ситуация не поменяется к лучшему. Смотреть на мучения маленького Сережи было невыносимо.
Эдуард спал на диване в гостиной, когда в комнату вбежала радостная Алина:
– Слава богу!
