Наверное, здорово, когда ребенок вырастает и гордится своими родителями. Равняется на них, берет с них пример. Так детям легче взять правильные ориентиры в жизни. Они вырастают с мыслью, что надо поступать достойно и честно, им и в голову тогда не придет ничего другого.
Конечно, Тоби никогда не узнает, что на самом деле произошло, но он увидит, почувствует, как изменилось отношение Вана к его матери, что он презирает ее и не доверяет ей больше. Конечно, если Ван вообще соизволит остаться с ними.
«Когда же он придет?» — подумала Гвинет. Но потом неожиданно поняла: «Я же не хочу этого. Пока его нет, мне не надо притворяться. Могу быть сама собой и не скрывать свои страхи и сомнения».
Но потакать таким чувствам не стоит. Они захватывают человека, разрушают его изнутри, разъедают нервы. Лучше уж вообще не думать о таких вещах. В любом случае Гвинет ничего не могла с этим поделать. Совершенно ничего. Это было не в ее власти.
Она снова принялась читать, но несколькими минутами позже пришел почтальон. Гвинет напряглась и, навострив уши, невидящим взглядом уставилась в книгу. Вот Бетти вышла из комнаты и открыла входную дверь. Вот она несет письма. Главное — сохранять спокойствие, не подать виду, какая бомба может таиться в невинной вечерней почте…
— Почта, мадам. — Бетти положила письма на маленький столик.
Гвинет сделала вид, что оторвалась от книги, и улыбнулась ей:
— Спасибо, Бетти, — и она беззаботно протянула руку к стопке писем. — Не очень много сегодня, да? Думаю… — Но она так и не сказала, что думает по этому поводу. Она уставилась на верхний конверт.
Гвинет слишком хорошо знала почерк Терри, чтобы ошибиться. И послание действительно было адресовано Вану.
Бетти ушла, а Гвинет словно окаменела и продолжала сидеть с нераспечатанным письмом в руках.
Конец страхам и мучениям. Оно пришло именно в этот вечер, когда Ван допоздна задержался на работе. Вот она, прекрасная возможность уничтожить его, не открывая.
Все было настолько просто, что Гвинет искала, в чем же подвох, но не могла найти.
Теперь остается только сунуть его в огонь и подождать, пока он не пожрет труды Терри, — и дело в шляпе.
Вот так вот, Ну, или почти так.
Она поглядела на почтовый штемпель. Саутгемптон! Значит, есть надежда, что для Терри запахло жареным и он решил сбежать из страны. Видимо, это был последний выстрел, совершенно безопасный для него самого. Вряд ли он станет рисковать и ждать, пока Ван доберется до него.
Гвинет и сама не знала, почему так долго колебалась. Такой шанс выпадает один на миллион, она и надеяться не смела.
У нее из головы никак не шли слова, которые она сказала Пауле: «Мой брак поставлен на карту, и мое счастье зависит от ловкости рук и быстроты. Какое унижение — копаться в письмах мужа!»
Низко, подло, бесчестно. Краденые письма, ежедневная ложь и притворство. И этим она жила?
— И к чему же я так приду? — сказала она вслух, упала в кресло и закрыла глаза.
Мужчина, который любил ее и жил с ней, верил каждому ее слову. Он сказал Пауле, что она безупречна настолько, чтобы не быть скучной, а Тоби — что солнце светит, только когда она рядом.
Вот как Ван думал о ней. Вот насколько верил ей. А она сидела здесь и решала, не сжечь ли письмо только потому, что муж может узнать, какая она на самом деле!!!
И снова потянутся дни, и каждый раз она будет надеяться, что ничем не выдала себя, что никто не предаст ее; рыться в письмах в страхе, что Терри напишет еще раз, и в надежде, что снова удастся сжечь его послание.
Боже, как это нечестно, низко и подло! И это она сидела тут минуту назад и раздумывала, как было бы хорошо стать примером для собственного ребенка?!
Ван никогда не опустился бы до подобного. Он слишком гордый для этого.
Но с другой стороны, ему ничто и никогда не угрожало. Но так ли это, или она всего лишь снова выгораживает себя? Ван просто не способен на низость, вот и все.
Ван — вот кто пример для подражания. В каком-то смысле Тоби больше похож на его ребенка, чем на ее сына. Хороший, честный малыш, ничего не боится и смело глядит вперед.
«Какой ужас! Я не стою их обоих! Ни мужа, ни сына», — подумала Гвинет.
Гвинет открыла глаза и снова поглядела на письмо.
Выбор был за ней, она это ясно видела. Она может сжечь его и продолжать врать и изворачиваться. Или рассказать все без утайки.
«Это разрушит мою жизнь, ну и что ж, зато это будут чистые руины», — всхлипнула Гвинет и услышала, как Ван открывает входную дверь.
Она встретила его стоя. Бледная, спокойная и абсолютно уверенная в своей правоте.
— Извини, что так поздно, Гвен, — подошел он к ней и поцеловал в губы. — Скучала?
— Да нет. Все в порядке. Есть же Тоби, и потом… я читала.
Ван тяжело опустился в кресло, с которого она только что поднялась, а Гвинет устроилась у его ног.
— Как малыш? — Ван потянулся за письмами.
— С Тоби все в порядке. Он выпросил у меня дополнительные «десять минуточек», потому что считал, что мне нужна компания.
Ван рассмеялся и отбросил письма в сторону.
— Ничего важного. — Он откинулся в кресле и с явным удовольствием смотрел на жену, будто одно это дарило ему мир и покой.
Гвинет едва удавалось сдерживать нервную дрожь. «Надо успокоиться, — твердила она себе, — без истерик!»
Медленно, очень медленно она вытащила письмо из лифа платья, куда сунула его, как только услышала, что муж вернулся домой.
— Ван, это не вся почта. Вот еще одно письмо.
Он озадаченно поглядел на нее и взял конверт.
— Это от Терри.
Но Ван не стал открывать.
— Почему оно было у тебя?
— Я не хотела… чтобы ты… читал его.
— Не хотела? — пристально поглядел на нее Ван. — Тогда не буду.
Ван нагнулся и бросил послание в огонь.
Гвинет словно завороженная глядела, как корчатся в огне белые листочки. Оно горело, случилось то, чего она так сильно желала!
Гвинет показалось, что ее сердце вот-вот разорвется: от облегчения, от любви к Вану, а еще от того, что теперь она не может оставить все как есть. Теперь она была абсолютно убеждена, что это не путь к спасению.
Гвинет прижалась к коленям мужа и разразилась слезами.
— Так не годится, — всхлипывала она. — Так не пойдет.
— Что не пойдет, дорогая?
Ван наклонился к ней и гладил по голове, даже не пытаясь остановить слезы.
— Я должна тебе кое-что рассказать.
Ван ничего не ответил. Он просто сидел и ждал.
— Это о Тоби. — Гвинет напряглась всем телом. — О, Ван, я так долго готовилась, а теперь у меня все из головы вылетело. Но он — мой собственный ребенок. Тоби — мой сын.
