Но даже спустя год после отъезда из Арканзаса она по-прежнему не могла избавиться от мыслей о Зейне. Ни в коем случае нельзя было так оскорбительно отзываться о его работе! Теперь она прочитала все его романы. Зейн оказался отличным, великолепным писателем.
Сисси критиковала новые литературные пристрастия Келли – до тех пор, пока дочь не уговорила ее прочесть «Ее демона-любовника». После этого Сисси произнесла: «Да, этот человек умеет писать, но его вещи не в моем вкусе. Каждому свое» – и с тех пор его книги не критиковала.
Больше всего Келли мучили мысли о том, что она так легкомысленно поверила Мэвис. Она по-прежнему не могла взять в толк, почему эта женщина так жестоко исказила истину. Неужели она настолько боялась Зейна, что всеми силами стремилась отвратить от него Келли?
Так или иначе, она преуспела в своих стараниях. Больше того – отвратила и самого Зейна от Келли. Девушка с горечью признавалась себе, что влюблена в Зейна. Его лицо, тепло тела, звук голоса преследовали ее, и когда она читала его книги, то явственно чувствовала присутствие Зейна, как будто в романах таились заклинания, способные вернуть его.
Мэвис Прюэр отравила не только ее тело, горько думала Келли, – она отравила ее душу. Хуже всего было то, что из-за нее прервались отношения, которые могли расцвести в чудесное, удивительное чувство.
Нет, хватит мечтать, велела себе Келли, надеяться не на что. Он никогда не смог бы любить ее. В его глазах Келли слишком глупа и самонадеянна. Он же сам сказал, что будет рад избавиться от нее, и, очевидно, не кривил душой. С тех пор как они расстались, Келли ни разу не встречалась с ним, не пыталась ему писать – удерживал стыд.
Келли заполняла дни работой. Писала большую и сложную книгу, в которой фантазии и реальность смешивались более смело, чем когда-либо позволяла себе Келли.
Однажды, сырым апрельским вечером, приятель Сисси из Цинциннати повел ее на постановку «Пети и волка», а Келли осталась дома одна. Она сидела за столом в своем крохотном кабинете и обдумывала следующую главу.
Звонку в дверь она не придала ни малейшего значения, ибо к ним частенько вечерами заглядывали соседи.
На Келли были голубые джинсы и бледно-желтый свитер. Волосы она заплела в косу, но та уже успела растрепаться, поскольку Келли привыкла теребить ее, сидя за пишущей машинкой. Длинные пряди выбились и повисли вдоль щек, но Келли не стала причесываться.
Отбросив карандаш, который вертела в пальцах, Келли направилась к двери. Она уже научилась обходиться с гостями без церемоний. Сейчас скажет пришедшему, что Сисси нет дома, а затем вежливо, но твердо сообщит, что ей пора за работу.
Келли с решительным видом открыла дверь, и приготовленные заранее слова застыли у нее на губах.
Девушка мгновенно замерла, как будто неведомый волшебник обратил ее в камень.
На пороге стоял Зейн, за ним было видно сумеречное весеннее небо. Зейн был одет в темные слаксы и толстый медно-красный свитер, в котором его плечи казались еще более мощными. Он стоял в своей обычной позе – засунув руки в карманы, – но лицо было торжественным.
Как же хорошо Келли помнила это лицо! Высокие, резко очерченные скулы, сильную челюсть, упрямый подбородок, глубоко посаженные глаза. Правда, волосы успели отрасти и немного потемнели – тогда они выцвели под солнцем.
Зейн смотрел прямо ей в глаза и покачивал головой, словно его что-то тревожило.
– Зейн? – наконец выговорила Келли.
– Меня преследовали, – сдавленным голосом произнес он.
Ее сердце подскочило к горлу.
– Что?
– Меня преследовали, – повторил он, играя желваками. – Вы преследовали меня. Как прекрасный призрак, от которого я так и не смог избавиться.
Келли не была уверена, что правильно расслышала, так гулко стучала кровь в ее ушах.
– Я… – Она запнулась. Наверняка ей послышалось. Машинально она проговорила: – Не хотите зайти?
– Нет, – ответил он, мотнув головой. – Я хочу, чтобы вы вышли. Похоже, вечер обещает стать первым по-настоящему весенним. Пойдемте встретим его вместе.
Она кивнула, не в силах отвести от него взгляд. Его глаза были такими же серыми и блестящими, какими она их помнила, в них отражались сложные переживания. Зейн подал ей руку, и Келли молча взяла ее. Рука оказалась теплой, твердой и надежной, из нее как будто лилась жизненная сила.
Зейн вывел ее на веранду. Дом Сисси стоял на большом участке, заросшем высокими деревьями; возле крыльца рос огромный куст сирени, покрытый лиловыми бутонами.
Остановившись, Зейн взглянул на Келли и вновь покачал головой; горькая улыбка скривила его губы.
– Я слышал, вы написали отличную книгу, Келли. Она заслужила похвалу критиков. Вы добились того, чего хотели, и я горжусь вами.
– Спасибо. – Голос Келли дрогнул. Она была так счастлива видеть его, что щемило сердце. – Я не добилась бы этого без вас, – добавила она.
Только бы Зейн не исчез так же внезапно, как появился! Она хотела сказать ему слишком многое, но от неожиданности растеряла все слова.
– Мне казалось, что я никогда не смогу простить вас за то, как вы высказывались о моих книгах, но вы оказались правы. Вы сказали то, что надо было сказать.
– Я наговорил немало того, что вы вряд ли простите, – ответил он и сжал руки на ее запястьях.
– Мы оба наговорили много лишнего, – едва слышно произнесла она.
Он кивнул и мрачно усмехнулся.
– Но неужели теперь ничего уже не поправить?
– Надеюсь, что можно, – произнесла Келли и прикусила губу. Она прекрасно знала, что давным-давно все ему простила. – Конечно же, можно!
Зейн придвинулся ближе, и Келли очутилась в его объятиях.
– Я намного старше вас, – печально произнес Зейн куда-то ей в волосы. – И похож на Джима. Вьетнам прибавил мне добрый десяток лет, а случай с родителями – еще больше. Мне по душе тихая, уединенная жизнь. Я много рыбачу, много размышляю о вампирах, привидениях и призраках. Денег у меня достаточно, но я живу скромно, потому что не могу вообразить, на что их потратить. У меня есть все, чего только можно пожелать. Все на свете. Кроме вас.
Он засмеялся.
– Да, кроме вас. Я испробовал все, чтобы выбросить вас из головы. Но сначала не переставал сокрушаться, что вы поверили наветам Мэвис. Постоянно мучился вопросами, зачем ей это было нужно, почему вы поддались на ее уловку, но не находил ответа.
– Я и сама этого не понимаю, – проговорила Келли. На ее глазах заблестели слезы. Она непроизвольно обхватила его за плечи, потому что все еще боялась, что он исчезнет.
Зейн осторожно вытер слезы с ее щек.
– Не плачьте, – хрипло сказал он. – Теперь я знаю все. Помните, я рассказывал о своем отце – о том, как в него стреляли, как он был ранен… Ну так вот, Мэвис была женщиной из той пары, что стреляла в него. Она не забыла мое имя – так звали моего отца, человека, из-за которого она попала в тюрьму. Это случилось почти двадцать лет назад, но она боялась, что я ее вспомню. И я вспомнил бы, если бы пригляделся к ней повнимательней.
