— Осуждаю?! — Голос Чарльза прозвучал необычно глухо. — Но они могут расценить это, как нарушение контракта. Тебя уволят.
— Если они захотят наказать меня, то вполне могут поступить и так, — согласилась она.
Чарльз все еще держал ее за локоть.
— Ты хочешь сказать, что ради Кэти рискнула своей работой?
Джоанна подняла на него глаза.
— Не только ради Кэти, — тихо сказала она. — У тебя был такой взволнованный голос, Чарльз. Я подумала, что тебе поможет… присутствие еще одного члена семьи.
Он крепче сжал ее локоть.
— О боже! — глухо простонал он. — Джоанна, я… — Его руки обвились вокруг нее, и он поцеловал ее с такой страстью, которая не оставляла никаких сомнений в его чувствах.
Они стояли у самого выезда с автостоянки, и Джоанну вернул к реальности яркий свет фар, ударивший в лицо. Чарльз поднял голову и, недовольно пробормотав что-то, отвел ее в сторону. Машина, которой они закрывали дорогу, проехала мимо. Когда она поравнялась с ними, невидимый водитель восхищенно присвистнул. Улыбнувшись, Чарльз вновь привлек Джоанну к себе и опять поцеловал ее.
— Означает ли все это именно то, на что я надеялся? — тихо спросил он, касаясь губами ее виска.
Джоанна глубоко вздохнула. У нее было такое ощущение, будто ее закружил водоворот, и это было восхитительно.
— А на что ты надеялся? — чуть слышно спросила она.
— Что ты любишь меня… что выйдешь за меня замуж.
— О Чарльз, ты давно должен был это понять.
Он крепче сжал ее в объятиях, но на этот раз не поцеловал.
— Не знаю, каким образом я мог это понять, — удрученно произнес он. — До сегодняшнего вечера ты держалась нарочито холодно.
— Только потому, что не знала, как ты ко мне относишься. Женщине не пристало откровенно навязывать себя.
— Пожалуй… но можно было хоть намекнуть.
— Я и намекала… сотни раз. В тот вечер, в отеле…
— Да, тогда мне показалось, что ты действительно рада видеть меня. Но все неудачно закончилось, когда появился этот француз.
— Чарльз, неужели ты в самом деле ревнуешь к бедняге Иву? Он никогда ничего для меня не значил… во всяком случае, в этом отношении. К тому же он помолвлен с другой.
— А тогда в «Кордиале» он уже был помолвлен с другой?
— Нет, тогда еще нет… иначе он не пытался бы поцеловать меня. Все это… очень запутано. Надо ли объяснять это сейчас?
— Нет. Сейчас у нас есть более важные проблемы. Слушай, мы не можем и дальше стоять здесь. Пойдем в машину. Опять начинается дождь, а я хочу целовать тебя без зонтика.
Спустя некоторое время, когда сердце Джоанны вернулось к более-менее нормальному ритму, она повернула голову, лежавшую на плече Чарльза и тихо спросила:
— Но если ты так относился ко мне, то почему ты держался со мной так сурово? Ну, вовсе не как влюбленный?
Он прикоснулся ладонью к ее щеке.
— Для этого были причины. Главная заключается в том, что я чувствовал себя не вправе просить тебя о такой большой жертве.
— Какой жертве? — озадаченно спросила Джоанна.
Он высвободил руку из-под ее головы и закурил.
— Давай будем реалистами, Джоанна, — серьезно сказал он. — Я не тот человек, который согласится играть второстепенную роль, да и ты упорно работала все эти годы и добилась такого успеха не ради того, чтобы вдруг все это бросить и стать провинциальной домохозяйкой. И сегодня… если бы я не был так обеспокоен, я не допустил бы ничего подобного.
Его рассуждения показались ей такими дикими, что несколько секунд она не могла говорить. Потом она гневно воскликнула:
— Значит, ты позволил бы мне и дальше считать, будто презираешь меня, и тем самым разрушил бы обе наши жизни? О, вы, англичане, просто невозможны! Слава богу, хоть французы не столь благородны.
— Не горячись, глупая! Разве ты не понимаешь…
Джоанна обняла его за шею и прижалась губами к его губам. Она почувствовала, как он напрягся, но это длилось лишь секунду, потом он страстно обнял ее. В конце концов ей пришлось умолять его остановиться, чтобы она могла перевести дыхание.
Чарльз разжал объятья.
— Но что это доказывает? — глухо спросил он.
— То, что ты не мог бы противиться мне бесконечно… а еще и то, что я знаю, чего мне хочется в жизни, — прошептала она. — О Чарльз, неужели ты не понимаешь? Это будет никакая не жертва. Это будет шаг вперед. Карьера — это совсем не то, что мне нужно в жизни. Она была лишь заменой тому, что по-настоящему важно для женщины — любви, дома, детей. Мне не нужно ничего другого, мой любимый.
— Ты уверена? Ты абсолютно уверена?
Джоанна только засмеялась в ответ.
— Рассказать тебе кое-что? Когда я ехала в Лондон, я не чувствовала ни радости, ни удовольствия. Я была несчастна — я ведь думала, что больше не увижу тебя. А в тот вечер… мне было неважно, как примет меня публика… я пела для тебя. Я слишком долго была одна… пожалуйста, не лишай меня счастья только потому, что у тебя возникли какие-то глупые сомнения. Я хочу лишь одного — быть твоей.
Он взял ее лицо в свои ладони.
— Я верю, что ты хочешь именно этого. Но, любовь моя, понимаешь ли ты, от чего отказываешься?
Она коснулась губами его ладони.
— От славы, денег, роскоши… но не в них счастье, Чарльз. Мне кажется, они разрушают его, или по крайней мере, мешают его найти. Да, каждая женщина мечтает о красивых платьях, о восхищении и поклонении. Но не это нам нужно, дорогой… нам нужна любовь!
Чарльз задумчиво посмотрел на нее, потом наклонил голову и нежно поцеловал ее в лоб.
— Хорошо… ты победила, любовь моя. Но когда ты станешь замученной заботами женой с двумя малышами, хватающими тебя за подол, не приходи ко мне с жалобами. Если ты — моя, то уж моя до конца.
Джоанна удовлетворенно вздохнула.
— Это звучит чудесно. — Она откинула со лба растрепавшиеся волосы. — А сейчас, я думаю, мне надо вернуться к музыке. Но теперь ведь не важно, уволят меня или нет?
— Надеюсь, уволят, тогда мы сразу сможем пожениться. — Чарльз ободряюще прижал ее к себе. — Не бойся, дорогая. Они тебя не съедят, если я буду рядом.
На следующее утро около десяти часов Чарльз на своей машине подъехал к отелю, и Джоанна быстро села рядом с ним. Они ехали навестить Кэти и хотели поделиться с ней своей новостью.
— Видела Юго сегодня утром? — спросил Чарльз, останавливаясь у светофора.
— Да, я только что от него. Он все еще ругается, но мне кажется, его гнев наполовину напускной. Вчера он и вправду был очень сердит… и я могу понять его. Я всем обязана ему, даже встречей с тобой — ведь это он посоветовал мне поехать в Англию, — поэтому мои неудачи отражаются на нем. Все же я думаю, что в глубине души он романтик и уже начинает смотреть на мой уход со сцены как на своего рода преступление во имя страсти — ужасное, но простительное.
