— Непохоже, что он очень расстроен. Хорошо, что он храбро встречает неприятные обстоятельства.
В ответ на мою попытку привнести немного жизнерадостности, мама стонет.
Я осторожно отодвигаю в сторону бокал с кордиалом и ставлю на его место чашку с блюдцем.
— Мне жаль, что ты так несчастна.
Мама, я всегда несчастна, и я не знаю, что можно сделать для человека, который настроен страдать. Но она моя мама, и я должна спросить ее совета. Так что я с энтузиазмом пускаюсь в печальную историю Энн и ее ребенка (восхищаясь собственной осмотрительностью, я упоминаю, что в ее браке с Бирсфордом есть определенные сложности), рассказываю о внезапном появлении ее прежнего возлюбленного и его требовании бежать вместе.
— Что мне делать? Она не станет говорить со мной. И погибнет. Не думаю, что такой негодяй может перемениться, как она уверяет. Я не могу поговорить об этом со своим мужем. Мама, пожалуйста, посоветуй мне.
Какой-то звук слетает с губ моей матери. Слабый храп. Она все это время спала?
— Мама! Проснись! — Я гремлю чашкой, чтобы привлечь ее внимание.
Она не шевелится. Я трясу ее за плечо.
— Мама! — кричу я ей в ухо.
Мать что-то бормочет, причмокивая губами, и продолжает спать. Она мертвецки пьяна. Можно было бы сообразить. Я накрываю ее шалью и подсовываю ей под голову подушку. Интересно, вспомнит ли она хотя бы то, что я была здесь?
Моя мать подвела меня, и есть только один человек, который, полагаю, может помочь.
— Снова вы, — говорит леди Ренбурн. — Он сбежал с актрисой? Я слышала, что он бурно развлекался с какой-то потаскушкой в театре и буквально выволок ее из ложи Бирсфорда.
— Нет, мэм. Это была я. — Я сгоняю с кресла кошку и сажусь.
— Выпейте кларета. Мы в доме не держим чай. Один из томных молодых людей отправляется налить бокал.
— А как насчет того, что он стрелял в вас? Вы уже завели любовника? Не думаю. Ба, я слышала, леди Фринчинэм прятала своего любовника за ширмой в спальне, пока Фринчинэм осуществлял с ней брачные отношения. Потом они послали за устрицами и шампанским и начали все сначала. На этот раз…
— И не забудьте мальчика из рыбной лавки, который принес устриц, мадам, — промурлыкал Фрэнсис или Том, а может, и Джонни, поскольку я действительно не могу различить их.
— Что за манеры! — взвизгнула леди Ренбурн, стукнув его веером. — Не перебивай, когда я рассказываю. Ну, чего вы хотите?
— Вашего совета, мэм, в серьезном деле, однако… — Я задаюсь вопросом, как попросить, чтобы ее смазливые молодые люди удалились.
К моему удивлению, леди Ренбурн предвосхищает мою просьбу.
— Они, может, и самые пустые существа на свете, но осторожны и преданны, — говорит она. — И если я велю им хранить тайну, они слова не пикнут. Выпроводи я их из комнаты, у вас было бы больше неприятностей, они подслушали бы под дверями, это дало бы им карт-бланш сплетничать по всему Лондону.
Мне это кажется странным, но у меня нет другого выбора, кроме как доверять суждениям леди Ренбурн, и в присутствии молодых людей я снова пересказываю историю Энн.
— Так у этой кисейной барышни были коготки? — комментирует тетя Ренбурн. — Я так и думала. Уж слишком она хорошая, чтоб это было правдой, и этот болван Бирсфорд закрывает глаза на ее ошибки.
— Она мой друг!
— Сядьте, девочка. Выпейте еще кларета. Безусловно, это может повлечь большие неприятности. Но что, если тот молодой человек действительно любит ее, а она — его?
Я качаю головой:
— Для всех остальных, кто ее любит, она будет потеряна, а он может оказаться лжецом. Он уже поступил так однажды.
— Думаю, вы слишком хороши для нее. И совершенно верно поступили, что не сказали Шаду, поскольку это только усилит неприязнь между ним и Бирсфордом, а я предпочитаю видеть их друзьями. Кроме того, так мы куда больше развлечемся. Не стройте гримасу. Я должна подумать. — Она лениво перебирает шерсть лежащей у нее на коленях кошки и давит ногтями блоху. На меня от одного этого чесотка нападает. Молодые люди принимают новые живописные позы.
Леди Ренбурн говорит, как прорицательница-сивилла:
— Полагаю, у леди Энн есть горничная? У вас тоже? И они кузины? Тогда все просто. Велите своей горничной разузнать место встречи, мы перехватим беглецов и…
— Мы?
— Это меня очень развлечет, да и мальчики мало упражняются. На свежем воздухе, я имею в виду.
Я открываю рот, чтобы возразить. Мой план состоял в том, чтобы оказать давление на Энн, убедить ее отказаться от встречи с бывшим возлюбленным. Пока я не преуспела, и кому-то, вероятно, придется вмешаться в последний момент.
Но от мысли, что леди Ренбурн и компания щеголей заставят Энн увидеть безумие ее действий, я фыркаю от смеха, хотя Шад говорил, что его пожилая родственница обычно заставляет молодых женщин плакать. Возможно, она способна напугать Энн и вселить в нее крупицу здравого смысла.
— Полагаю, вы не знаете имя молодого шалопая? Это ничего не меняет, но я не слышала ничего скандального о леди Бирсфорд, — смеется леди Ренбурн. — Оглянуться не успеете, как мы снова запрем вашу Энн в клетку брака.
— А как же ребенок?
— Помилуйте, девочка, она скоро забеременеет от Бирсфорда, и этого будет достаточно, чтобы занять ее.
— Она любит свою дочь, мэм. Не думаю, что она согласится.
— Тогда она еще большая дура, чем я думала. — Старуха стукнула тростью в пол и смахнула бокал кларета с маленького столика, что стоял перед ней. Бокал покатился по полу и, в конце концов, стал игрушкой для кошек. — А теперь поиграем в карты. Ставка шиллинг. — Она наклоняется ко мне и шепчет: — Эти мальчики задолжали мне целое состояние. Они знают свое место.
Я энергично благодарю ее, но отклоняю предложение. Рука снова начинает болеть, и вдобавок я хочу видеть Шада.
Что-то тревожит мою девочку, и мне это совсем не нравится. Как не нравится и то, что она отказывается признавать свое беспокойство и отмахивается от него, как от боли в раненой руке. Рука заживает хорошо, без намека на лихорадку, Шарлотта проявляет в спальне большую ловкость и аппетит (как я ее люблю!).
Что-то назревает. Бетти щеголяет новыми кружевами на чепцах и носит отвратительное платье Шарлотты, из тех, что та надевала, пока не попала в руки моей сестры. Подозреваю, что на Бетти оно выглядит лучше, чем на моей жене. Наверняка тут замешана Энн, эта хорошенькая паучиха, плетущая сети обмана, поскольку Шарлотта сама не своя после ее визита. Я теперь совершенно уверен, что кто-то из детей в том доме в Камден-Таун — ребенок Энн, хотя у меня нет никаких доказательств.
