Мой родной, как часто слышу я твой голос,
Он зовёт меня в тот день неповторимый.
Я бегу к тебе, я так стараюсь,
Падаю во сне и просыпаюсь.
И вновь две жизни существуют,
Одна, в которой ты остался,
Где ты меня ещё целуешь,
Где каждый день со мной встречался.
И день минутой был тогда,
В той жизни ты со мной всегда.
Другая жизнь, в которой я
Теперь, спустя уж год и месяц,
Живу по-прежнему любя,
Но только солнце так не светит.
И рядом больше нет тебя,
Как жаль, жаль, что рядом нет тебя...
Голос мой лился по внезапно затихшему залу, грустная мелодия и смысл песни
вызывали слезы на глазах. К концу песни я уже сама с трудом сдерживалась, чтобы
не разреветься.
Ветер пусть тоску мою с собой уносит,
Пусть развеет, разметёт её по свету,
Почему меня ты, милый, бросил,
Почему тебя со мною больше нету.
Ты вернись, я так тебя молю,
Видит Бог, я до сих пор тебя люблю.
Когда затих последний аккорд, мое сердце замерло. Кто-то шмыгал носом,
шуршали бумажные салфетки, самые эмоциональные всхлипывали. Я заметила,
как Наталья Дмитриевна судорожно вдохнула, ее глаза блестели.
Первым поднялся Максим Георгиевич. Напряженное, почти каменное выражение
его лица сменилось выражением восхищения. И встретившись со мной глазами, он
громко зааплодировал. Буквально секунду спустя весь зал взорвался
оглушительными овациями. Аплодировали стоя.
- Подумать только! - воскликнула Инна, уже за кулисами заключая меня в объятья.
- Ты заставила рыдать нашу Грымзу!
- Не рыдать, а лишь слегка прослезиться, - буркнула я и вдруг расплакалась,
уткнувшись ей в плечо.
- Ну что ты, - гладила меня по волосам подруга. - Ну не надо. Ты такая умница. Так
проникновенно пела. Я сама тут ревела, не могла остановиться. Готовься раздавать
автографы. Ты своей песней произвела настоящий фурор!
- Не хочу никаких автографов, - вновь спрятала я зареванное лицо на ее груди. - И
вообще петь больше не буду.
- Почему? Тебя ведь так хорошо приняли. Аплодировал весь зал. Причем, стоя. А
как на тебя смотрел Максим Георгиевич, заметила?
- Нет, - зачем-то слукавила я - его образ до сих пор стоял у меня перед глазами.
Никогда не видела, чтобы директор так улыбался - широко и по-мальчишески
искренне. Лицо его в те минуты оказалось совершенно другим, не таким, каким я
его помнила по той нашей встрече на педсовете. Черты смягчились, глаза стали
добрыми, насмешливыми, и я заметила ямочку у него на подбородке и складочки
на щеках, когда он улыбался, и лучики вокруг глаз.
Я зажмурилась - это какое-то наваждение.
- Да что с тобой, Сашка? Ты так взволнованна.
Я подняла голову и посмотрела на нее - сердце все еще билось где-то в животе.
- Инна, это было волшебно! Я еще никогда такого не чувствовала. Я не ощущала
своего тела, не видела никого вокруг. Я парила, как... как Роза и Джек Доусон на
"Титанике". И существовала только эта песня и мой голос.
"И еще взгляд Максима Георгиевича", - добавила я про себя.
- Но ведь я пела эту песню и раньше, - задумчиво проговорила я. - И все же
ощущения тогда были другими…
- Видимо, валерьянка не помогла, - сделала заключение Инна. - Ты слишком
переволновалась. И... - она взглянула на мои руки. - Блин! Да ты вся дрожишь!
- Ничего. Скоро пройдет, - я смущенно умолкла, ругая себя за то, что не смогла
сдержать эмоций. Инне еще самой выступать. Как бы мое волнение не передалось
и ей. - Ладно, пойду приведу себя в порядок.
- Да, иди, - подоткнула она меня к двери. - Скоро мой выход. Мне еще нужно
подготовиться.
Я вновь обняла ее, ободряюще погладив по плечу, и вышла из-за кулис прямо в
холл. И едва не вскрикнула, обнаружив там директора - он явно кого-то ждал.
Он стоял, прислонившись плечом к стене, засунув руки глубоко в карманы. В
строгом черном костюме и белоснежной бабочке он был похож на героя-
любовника, сошедшего со страниц любовного романа.
Увидев меня, Максим Георгиевич стремительно оторвался от стены и сделал шаг
навстречу. Но что-то в моем облике ему, видно, не понравилось, так как он замер,
нахмурившись, с беспокойством вглядываясь в мое лицо.
Проклятье! Я же зареванная вся. Тушь наверняка потекла, теперь разводы по
всему лицу. Как повела себя помада и вовсе неизвестно. Глаза красные, нос
опухший. Другой человек на моем месте танцевал бы от счастья и почивал на
лаврах, а я реву и хнычу.
- Александра Юрьевна, с вами все в порядке? - сглотнув, произнес Максим
Георгиевич, продолжая поедать меня глазами. - У вас что-то случилось?
Все-таки заметил. Ну если я выгляжу примерно так, как рисует мое воображение,
то немудрено.
- Нет, я в порядке. Простите, мне нужно... в туалет.
Он опустил глаза, коротко кивнул.
- Да, конечно.
И я пулей пролетела мимо него, с наслаждением втянув ноздрями обалденный
аромат его жутко сексуального парфюма. Ммм, запахи - моя слабость.
В заключении я под минусовку спела "Hit The Lights" Селены Гомес - популярный
хит и любимую песню большинства девчонок-старшеклассниц. Мне и самой она
очень нравилась. А на подтанцовку я пригласила двух мальчишек, подопечных
Инны Эдуардовны. Они реально зажигали, и я искренне веселилась, танцуя вместе
с ними. Кружила по сцене, как сумасшедшая.
Меня вновь провожали громкими аплодисментами и криками "Браво!". Ребята из
11 "А" даже попросили выступить на "Бис", но я твердо отказалась. Все-таки это
праздник учителей. А им имя "Селена Гомес" вряд ли о чем-то говорит.
В этот раз я уже не плакала - делать макияж так утомительно. Да и песня не
предполагала сантиментов. Коротко поклонившись и послав в зал воздушный
