— Если не считать легких приступов тошноты, я в полном порядке, — солгала она, не желая давать ему еще один повод для шантажа. — Мой врач говорит — все идет превосходно.
В действительности слова врача звучали примерно так — я не хочу без необходимости пугать вас, но, возможно, придется принимать меры для минимизации риска преждевременных родов или выкидыша.
Когда она обнаружила, что беременна, ее охватили сложные чувства. Но теперь перспектива выкидыша просто ужасала. Только сейчас она начала понимать, как сильна ее связь с крохотным существом, растущим внутри ее.
— Какие меры? — спросила она врача.
— Небольшая операция, требующая местной анестезии.
— Есть ли риск для ребенка?
— Небольшой риск есть, но чем раньше проведена операция, тем безопаснее и для матери, и для плода. Вот почему я уже сейчас ставлю вас в известность.
— Если все идет превосходно, — вторгся в ее мысли Бенедикт так внезапно, что она едва не выронила вазу, — почему ты выглядишь такой запуганной? О чем ты умалчиваешь, Кассандра?
— Ни о чем. Я боюсь, не пережарила ли мясо, только и всего.
— Не думаю, что, перебирая фрезии, ты отыщешь ответ.
— Ты прав, — сказала она, поставив вазу с букетом на стол. — Извини, я пойду проверю духовку.
На сей раз он не пошел за ней. Вернувшись, она обнаружила его изучающим старинные гравюры цветов на стенах.
— У тебя дома есть несколько прекрасных вещей, дорогая.
— Большинство из тех, что ты видишь, достались мне по наследству.
Он прошелся по комнате, остановившись полюбоваться изысканными формами и контрастными переливами цвета различных сортов дерева ее любимого антикварного комода, и закончил экскурсию в арке обеденной ниши.
— А остальное?
— Я купила. Посещение аукционов антиквариата — моя страсть.
— У тебя отличный вкус.
— Спасибо. — Комнаты всегда казались ей просторными, но в его присутствии они будто съежились и уменьшились в размерах.
Чем скорее он уйдет, тем лучше, думала она.
— Может, поедим? Жаркое уже готово.
Он отставил ее стул во главе длинного овального стола, занял место напротив и, пока она разливала суп из спаржи, налил себе вина.
— Высоко ценю оказанную мне честь, — прокомментировал он, разламывая пополам душистый теплый рогалик, только-только вынутый из печки. — В отеле неплохо готовят, но ничто не сравнится с домашней пищей.
Последующие минут пятнадцать они обменивались ничего не значащими репликами. Несмотря на свои опасения, Касси смогла успокоиться и отдать должное супу и салату.
Но основное блюдо пошло уже не так гладко.
Сочетание мяса с грибами и луком, сдобренное к тому же сырным соусом, оказалось для ее желудка тяжелым испытанием. И, конечно, Бенедикт это заметил.
— Ты совсем не ешь, Кассандра, — заметил он, видя, как она гоняет еду по тарелке, изредка отправляя в рот маленькие кусочки.
— Внезапно мне расхотелось.
— А доктору ты говорила?
— Да.
— И?
— Ничего. — Потягивая ледяную воду, она молила Бога о том, чтобы не пришлось делать позорный рывок в сторону ванной. — Проблемы с пищеварением — не самая подходящая тема для застольной беседы. Может, поговорим о чем-нибудь другом?
— Как хочешь. Но мне хотелось бы знать фамилию твоего врача.
— Зачем? — Ее желудок предостерегающе заурчал.
— Убедиться в его компетентности.
— Он хороший специалист. Беременность — его специализация.
— Ты так говоришь.
— Ты мне не веришь?
Некоторое время Бенедикт молчал, потом сказал:
— Верю. Но боюсь, ты не рассказываешь мне всего. Я беспокоюсь за тебя.
На сей раз одним предостережением не обошлось. Желудок выразил протест в самой агрессивной манере.
— Перестань. Я в хороших руках.
— Я хочу убедиться сам. Поговорю с этим врачом, в твоем присутствии или без тебя.
Она сделала очередной осторожный глоток холодной воды и, как могла спокойнее, ответила:
— Нет. Это не твое дело.
— Очень даже мое, Кассандра. Не заблуждайся в данном вопросе, пожалуйста.
— Ты, возможно, слышал о сохранении врачебной тайны. У тебя нет права на информацию обо мне.
— Нет права? Как у отца ребенка, у меня есть все права, и уверяю тебя, я собираюсь ими воспользоваться.
Металл его голоса выводил ее из себя. По слухам, он богат, магнат с международными связями.
Представляет интересы семьи в Северной Америке, действует как агент по международным связям и специалист по импорту. Несомненно, общение с сильными мира сего не представляет для него затруднений. Он привык быть наверху, знает, как заставить себе подчиняться.
А она? На нее могут оказать колоссальное давление. В ее теперешнем положении оказывать достойное сопротивление она не в состоянии, не говоря уже о серьезности его ссылок на родительские права.
Словно по сигналу, жаркое мерзко хлюпнуло в животе. Прижав ко рту салфетку, Касси ринулась прочь из комнаты.
— Извини, — донеслось до него невнятное.
Вернувшись минут через пятнадцать, Касси обнаружила, что гостиная погружена в полутьму, горела только лампа на столе, и подумала, что Бенедикт ушел. Раздосадованная помимо воли, она прилегла на кушетку, подобрав ноги под себя. Но не успела устроиться, как услышала доносящиеся из кухни шаги. Все-таки он не ушел.
— Принес тебе чай и сухарики, — пояснил Бенедикт, ставя поднос на кофейный столик. Искреннее сочувствие на его лице пробрало ее до слез. Жаль, что пришлось возиться так долго. Никак не мог освоиться у тебя на кухне. Надеюсь, ты не против.
— Нет, — сказала она. — Откуда ты узнал, что делать — в смысле, принести мне сухари?
— У меня два племянника. Я хорошо помню, каких мук стоило моей сестре их выносить. Она постоянно грызла сухарики.
Касси отпила из принесенной чашки. Он следил за каждым ее жестом.
Наконец спросил:
— Что такое, дорогая? Я приготовил плохой чай? Почему ты выглядишь столь несчастной?
И снова сочувствие его голоса ее тронуло. Она беспомощно помотала головой, сжала сильнее губы, пытаясь не размякнуть окончательно. Но когда заговорила снова, не смогла скрыть слез.
— Чай замечательный. Но все остальное…
— Мне жаль, что так получилось с ребенком.
Нельзя было поступать так безответственно. — Он взял ее руку, вложил между своих ладоней. — Я виню себя, Кассандра. Я давно вышел из возраста, когда позволительно, чтобы человеком управляли импульсы, поэтому молю тебя позволить мне искупить свою ошибку лучшим из известных мне способов.
Его ладонь поднялась по ее руке к плечу, скользнула в широкий вырез вечернего платья, легла на шею.
Она задрожала от его прикосновения — такого нежного, полного эротики. Возможно ли оставаться бесстрастной в таких обстоятельствах? Не дать своей решимости ослабнуть под его напором?
