Грейси посмотрела на него долгим взглядом, склонив голову набок, и внезапно прыснула.
— Что тут смешного? — удивился Лука.
— Вы специально подражаете одному типу из «Крестного отца» или у вас в Италии так принято говорить — «это бизнес, ничего личного»?
Лука смотрел на нее непонимающими глазами.
— Я не видел фильм, о котором вы говорите.
— Вы шутите?
Лука покачал головой, раздумывая, не дал ли он промашку. Но нет, ее улыбка стала еще шире. То, что он сказал случайно, сработало.
— О'кей. Я согласна. Вы и сами не заметите, как ваша Мила начнет болтать как настоящая австралийка.
Лука выпустил из легких воздух, который задерживал, сам того не замечая.
— Прекрасно, — сказал он, снова удивляясь тому, с каким нетерпением ждал ее ответа. — Знаю, надо было спросить об этом до того, как делать свое предложение, но уверен, вы меня поймете. Мне нужна какая-нибудь характеристика, рекомендация.
Грейси залезла в свой рюкзак и, пошуровав там, вытащила два немного помятых листка — рекомендацию. Пожав плечами, она протянула ее Луке.
— Я специально ее взяла. Думала, может, устроюсь в кафе или еще куда-то…
— Хорошо, мисс Лейн, — сказал Лука, — вместо кафе будет «еще куда-то».
— Папа! — с криком подбежала к столу Мила.
Лука схватил ее и усадил к себе на колени. Он чувствовал, что выставляет ее перед собой словно щит, как будто хочет показать сидящей напротив женщине, что кроме ребенка, их ничто не связывает, хотя в нем росло ощущение, что это не совсем так.
— Папа, я ела тирамису и кассату[8], — весело сообщила Мила.
— Не может быть! — воскликнул Лука и поцеловал дочь в щечку. — Хотя нет, ты такая сладкая, наверное, съела целых три порции.
Мила облизала губки, проверяя, в самом ли деле она сладкая.
— А у меня есть для тебя хорошая новость. С нами едет Грейси, Ты ведь хочешь, чтобы твоя gran-nonna[9] познакомилась с ней?
Лука пытливо смотрел на дочь, ожидая, как она на это отреагирует. Мила немного помолчала, и Лука уже приготовился услышать ее протестующий крик. Но не тут-то было, ― Мила захлопала в ладоши.
— Хочу! Я познакомлю ее с Пино.
— Твою прабабушку зовут Пино? — спросила, подмигивая ей, Грейси.
— Нет, это мою лошадку так зовут, а прабабушку зовут Гран-нонна.
— О, понимаю. Ну, я буду очень рада познакомиться и с твоей прабабушкой, и с лошадкой.
Джованни принес пасту[10], и Грейси вдруг поняла, что она голодна как волк. Да и немудрено — вот уже сколько дней она обходилась практически только капуччино.
К тому времени как она покончила со своей щедрой порцией, Лука не справился еще и с половиной.
— Вы любите пасту, как я вижу, — заметил он.
— Спрашиваете!
— А что, в Австралии есть итальянские рестораны?
— Полно. Особенно в Мельбурне. Только не везде хорошо готовят. А в Италии кухня просто потрясающая! ― закончила Грейси, надеясь, что это как-то объяснит ее зверский аппетит.
— Охотно верю, судя по вашей тарелке, она такая чистая, прямо хоть на стол подавай.
Чувствуя себя невоспитанной дурой, Грейси прикусила язык.
Мила громко ахнула.
— Папа, ты только посмотри на ее тарелку!
— Я вижу, — ответил Лука, поглядывая краем глаза на Грейси.
Грейси прикрыла свой ненасытный рот салфеткой.
Ей хотелось разорвать соглашение с Лукой — и не хотелось. Ее привлекало уже одно то, что она могла задержаться в Италии. Ну а возможность пожить в нормальном доме, хорошо питаться, принимать ванну, а не душ, в который ходят еще двадцать человек, и звонить по телефону, когда захочется, — все это было исполнением ее самых смелых ожиданий. Оставалось только надеяться, что она не разрушила все своим ужасным аппетитом и отвратительными манерами.
— И как мы с ней поступим? — обратился Лука к дочери. Грейси затаила дыхание.
— Оставим без десерта, — вынесла приговор девочка.
— Это по-честному, — сказал Лука.
Джованни принес три тарелки с десертом, и рот Грейси наполнился слюной при виде разноцветного мороженого.
— А можно я съем один шарик, а остальное ты возьмешь себе? — спросила она.
Личико Милы приняло задумчивое выражение.
— Думаю, это по-честному, — сказала она, наконец. — Только ешь лимонный.
— Принято.
Мила оглянулась на отца, ища поддержки, и то же сделала Грейси. Она ожидала, что Лука смотрит на дочь, но нет — его взгляд был устремлен на нее.
И под этим взглядом Грейси почувствовала себя слабой и беззащитной. Он встретил ее в самое неподходящее время — вокруг глаз темные круги от усталости, волосы в беспорядке, настроение самое паршивое — и все-таки сделал так, что она почувствовала себя спокойно и непринужденно. Настолько непринужденно, что умяла целую тарелку пасты за какие-то две минуты!
Лука словно почувствовал, о чем она думает, уголки его губ вздернулись в улыбке. Ее сердце гулко стукнуло, и она улыбнулась ему в ответ, прежде чем взяться за свой лимонный шарик.
Мила управилась с двумя порциями мороженого, и Лука вызвал водителя.
— Я сказал ему, чтобы ждал нас у вашей гостиницы. Мне подумалось, после обеда полезно прогуляться.
Они попрощались с пылким Джованни и, взяв за руки Милу, вышли на улицу. По дороге Мила то пела, то хихикала и, увидев что-то интересное, показывала на это ногой, не желая отпускать руки взрослых.
Грейси искоса взглянула на Луку. А вдруг он маньяк и завлекает на свою удаленную виллу, чтобы убить? Хотя нет, не станет же он мучить ее на глазах у своей дочери, бабушки и лошадки по кличке Пино.
— Чему вы улыбаетесь? — спросил Лука.
Грейси отвела глаза.
— Ничему такому, что бы я могла рассказать, не боясь показаться дурочкой.
— Che cosa[11] дурочка? — вмешалась Мила.
— Это человек, который смеется, когда совсем не смешно, — ответила Грейси.
Лука с Милой остались на улице, а Грейси пошла за своим скудным багажом. Когда она вернулась, перед подъездом стоял роскошный черный автомобиль.
Заднее стекло опустилось, высунулась головка Милы.
— Скорее! Поехали домой!
Домой, подумала Грейси. Интересно, где мой дом?
Перед отъездом из Мельбурна она уволилась с работы и сдала свою квартиру, так что теперь была бездомной и безработной. Будущее лежало перед ней ведущей неизвестно куда дорогой. И все, что ей оставалось, это идти по ней.
Грейси глубоко вздохнула и полезла в машину. Все трое — она, Мила и Лука — устроились на заднем сиденье, впереди за темной панелью сидел водитель. Машина тронулась, за окнами поплыли улицы Рима, сменившиеся тосканским пейзажем со стоящими вдоль дороги крестьянскими домами и разбросанными по холмам деревнями.
