— Чтобы оценить соперника? — сухо добавила она.
На мгновение во дворе воцарилась тишина, и когда Рамон снова заговорил, его голос звучал немного ошеломленно:
— Соперника, Анна-Лиза?
Этот вопрос прорвал ее оборону. Она ошиблась! Слишком поздно, взять свои слова назад уже невозможно. Ей следует быть более осторожной. Узнай своего врага… Никогда не открывай все карты сразу.
— Не хотите ли чего-нибудь выпить? — вежливо спросила она, направившись к дому. Ее сердце билось так сильно, что она опасалась, как бы Рамон не услышал этого стука.
— Да, было бы неплохо, — пробормотал он, — если вас не затруднит.
— Нисколько не затруднит, — сказала она, дрожащей рукой закрывая за ним дверь. Направляясь в кухню, она успела на ходу засунуть в письменный стол папку с документами, взбить пару подушек на диване и, уже в кухне, сполоснуть чашку с тарелкой, оставшиеся от завтрака.
— Не стоит так беспокоиться из-за меня, — медленно произнес он, увидев, как она переставляет посуду из сушилки в нижнее отделение стола.
— Я и не беспокоюсь. Я просто… — Напустив на себя самый невозмутимый и спокойный вид, она повернулась к нему и встретилась взглядом с парой опаснейших черных глаз.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он, глубоко вздохнув, отвернулся.
— Вы как будто снова наполнили жизнью этот старый дом.
Значит, он бывал здесь и раньше. Вероятно, приезжал сразу же после того, как умер ее отец — чтобы осмотреть поместье, которое собирался купить. И, что самое интересное, именно тем же самым он занят и сейчас. Но, несмотря на все свои опасения, она гордилась тем, что успела сделать в доме. И Рамон — первый, кто смог оценить перемены.
В доме царил сельский стиль. Пол в кухне был выложен терракотовой плиткой, а в центре Анна-Лиза постелила огромный ковер в красно-коричневых и бежевых тонах. Здесь же были две плетеные корзины, одна из которых, полная фруктов, стояла на деревянном столе, а другая, с овощами, у раковины. На окна она повесила простые льняные занавески, на подоконниках в изобилии теснились горшки с цветами.
Оглядевшись вокруг, Рамон одобрительно произнес:
— Мои поздравления! Я просто поражен!
Да, настоящая похвала! Анна-Лиза немного расслабилась.
— Что будете пить?
— Стакан холодной воды, если можно.
Доставая стаканы из буфета, она наблюдала за ним краешком глаза. Бродя в ожидании по кухне, он ощупывал стены и иногда, останавливаясь, ударял по ним кулаком. Он вел себя, как настоящий покупатель. И когда Рамон оглядел потолок, она услышала, как он задумчиво пробормотал:
— Необходимо провести капитальный ремонт до следующей зимы.
— Я и сама уже думала об этом, сеньор Перес, — неожиданно для себя самой раздраженно произнесла она, протягивая ему стакан воды.
Некое подобие улыбки, скользнувшее по его лицу, было единственным знаком того, что он заметил недовольство в ее голосе.
— Нисколько не сомневаюсь, — весело согласился он. — Почему вы не зовете меня Рамоном, Анна-Лиза? Сеньор Перес звучит слишком официально.
Действительно, почему бы ни называть его просто по имени? Ведь сам он делал именно так и, казалось, нисколько не тяготился этим. Однако, наливая себе, стакан воды, Анна-Лиза почувствовала, что руки у нее до сих пор дрожат. Вторжение Рамона в ее владения взволновало ее куда больше, чем она предполагала. Избегая смотреть ему в глаза, она положила в стакан лед и начала жадно пить большими глотками, наслаждаясь прохладным напитком.
Подождав, пока она перестанет прятаться за стаканом, Рамон настойчиво напомнил ей:
— Это ведь вы назначили встречу.
— Да, — протестующим голосом произнесла Анна-Лиза, — но я не предлагала проводить ее здесь… и сейчас.
Взгляд, который он на нее бросил при этих словах, ясно дал понять, что Рамон Перес не привык к тому, чтобы ему отказывали.
— Хорошо, — сказал он спокойно, — пусть это будет ужин.
— Ужин?!
— А почему нет? — произнес Рамон. — Я просто предлагаю легкую закуску… свежую рыбу… — Затем, пожав плечами, он добавил: — И, может быть, немного шампанского.
— А вы не думаете, что еще слишком рано что-либо отмечать? — вставила Анна-Лиза, защищаясь. Она была готова к обсуждению вопроса о водном источнике, но шампанское делало все слишком похожим на fait accompli[6] — для него.
— Нам обоим нужно поесть, — сухо сказал он. — Если вы согласитесь, то мы сможем все обсудить. Конечно, если только у вас больше нет никаких других планов на сегодня.
— А как же Маргарита?
Он нахмурился.
— Маргарита сейчас в Англии. Она сожалеет, что не смогла познакомиться с вами, когда вы были у нас. Она тогда упаковывала вещи. Ну, Анна-Лиза? Каков ваш ответ?
— Ответ? — повторила она, заворожено наблюдая за тем, как его тонкие, загорелые пальцы аккуратно изучают нежные листики одного из ее растений.
— Ужин. Сегодня вечером, — повторил он более резко.
Больше похоже на утверждение, чем на вопрос, подумала она.
— Я не думаю, что Маргарита…
— Да при чем здесь, черт возьми, Маргарита? — раздраженно спросил Рамон.
— Но она же ваша…
— Маргарита не интересуется моими коммерческими делами, — холодно отрезал он.
— Я не уверена…
— Не уверены? — скептически спросил Рамон. — Я думал, вы так же сильно, как и я, желаете обсудить будущее finca Фуэго Монтойа.
Анна-Лиза выдержала его долгий пристальный взгляд и затем холодно произнесла:
— Перед тем, как мы подключим к делу наших юристов, было бы неплохо выложить все карты на стол.
— Не могу не согласиться с вами, — сказал он. — Мы можем поговорить об этом за ужином, и как только придем к пониманию, отдадим соответствующие распоряжения своим адвокатам. — Кивнув, Рамон направился к двери. — Я заеду за вами около девяти.
Она постояла на пороге, пока рев спортивной машины Рамона не замер вдали, и только после этого, пошла наверх переодеваться.
Нет смысла, приступать к каким бы то ни было дискуссиям, пока она не решит, что делать с водой для апельсиновых плантаций. Если бы только Анна-Лиза не была так занята в доме, приводя его в порядок, она смогла бы уделять больше внимания проблеме выращивания апельсинов.
Как все изменилось! То, что начиналось, как непродолжительная поездка, целью которой было успокоить дух отца, продать его владения и вернуться в Англию с суммой, достаточной для того, чтобы начать свою частную юридическую практику, внезапно превратилось для Анны-Лизы в нечто совершенно иное. Но теперь, поставив перед собой задачу, возродить finca, она не собиралась отступать.
