— А разве тебя в детстве родители не утешали конфетами?
— Но я ведь уже не маленькая девочка…
— А я и не рассчитываю, что это тебя очень утешит. Просто хотел доставить тебе маленькую радость.
— И все-таки утешил.
— Ну и славненько!
— Скотт, я застала его, когда он выпроваживал какую-то шлюху, — простонала Эмили.
— Так, понятно, поплавочек потянуло вниз.
— Нет, я просто хочу поделиться своим… недоумением. Она старше меня лет на пять! И выглядит как шлюха. Причем дешевая.
— Находишь его поведение странным?
— Ну… где-то да. — Эмили саркастически усмехнулась и покачала головой.
— Понятненько. Ты знаешь, бывают люди, которых аж ломать начинает, если они долго не делают никаких гадостей.
— Думаешь, тот самый случай?
— Возможно. Но… не сочти за грубость или жестокость… Может, ты сама его чем-то спровоцировала?
— О чем ты?
— Ну… не хочу лезть в вашу спальню… бывшую вашу спальню… но бывает, что мужчинам не хватает недозволенного в постели и…
— Скотт! Ты мой друг или его адвокат?
— Я твой друг, просто стараюсь быть справедливым. Возможно, это не ко времени.
— Да, не ко времени.
— Ну прости. Да, я остолоп. А еще хотел быть деликатным…
— Ничего, я все понимаю. Дай-ка мне мед. Тысячу лет его не ела.
Эмили принялась сосредоточенно рассматривать оттенок меда. Она старалась скрыть обуревавшие ее чувства, видимо, не очень хорошо. Вспыхнувшая обида на бестактность Скотта улеглась — врожденное чувство справедливости не позволило ей закрыть глаза на то, что в словах друга была некая доля истины. Да, проще простого было бы сказать, что Роберт — мерзавец и подонок, а она — ангел небесный, и он один во всем виноват, а она в этой ситуации только несчастная жертва.
Роль всеми обиженной жертвы Эмили претила. Это недостойно сильного человека. А она сильная, с этим не поспоришь, жизнь ей много раз уже доказывала…
И потому придется признать, что определенная доля ответственности за случившееся лежит на ней.
Да, она на самом деле не считала себя чувственной женщиной. Да, у нее были на то все основания. Да, ей не хотелось заниматься сексом так часто, как Роберту, да, она не придавала этой стороне отношений такого значения, как он. Да, вероятно, он не был ею доволен, но…
Но ведь он сам выбрал такой путь решения своей проблемы! Он мог бы для начала попробовать разобраться с ней… Или честно расстаться, чтобы подыскать подходящую по темпераменту партнершу. Не обязательно же было так, исподтишка, гнусно!
Эмили сделала вид, что чешет щеку о плечо, а на самом деле — просто хотела незаметно стереть непрошеную гостью-слезинку.
— И не реви, как бы там ни было, он того не стоит. Измена, причем в самой гадкой форме…
— Ну почему же в самой? — Эмили шмыгнула носом. — Он мог, например, завести интрижку с моей лучшей подругой.
— Если бы у тебя была лучшая подруга, — резонно заметил Скотт.
— Зачем мне лучшая подруга? У меня есть ты.
— Не подлизывайся.
— А я не подлизываюсь. Разве я могу получить какую-то выгоду из этих слов?
— Нет. И то верно. Да ты пей, пей, а то остынет — эффект будет уже не тот…
— Эффект?
— Ну… я имею в виду успокаивающий.
— А я, может, не хочу успокаиваться. Может, я всю жизнь только и делала, что успокаивалась, а теперь с меня хватит! У меня начинается новая жизнь, я не хочу начинать ее в черепашьей апатии!
— Эм, по-моему, это начало истерики.
Эмили шумно вдохнула и выдохнула. Кажется, Скотт прав.
— Давай поговорим как взрослые люди. Мне не хватает твоей обычной рассудительности. Новая жизнь — отлично. Начало новой жизни — это праздник. Поэтому лопай конфеты, и давай подумаем, как лучше через этот этап начала пройти.
— Варианты?
— Я вижу только один стоящий — вариант «умный».
— Это что еще такое? — Эмили подозрительно прищурилась и запихнула за щеку конфету.
Вишневая начинка, ее любимая… Скотт — чудо. Ей всегда хотелось иметь старшего брата, и чтобы он заботился о ней, как это делает Скотт.
— Надо составить план. Четкий план действий. Твою дальнейшую стратегию, с которой ты пойдешь в новую жизнь.
— Глобальность твоего мышления мне нравится.
— Я не сомневаюсь. Так вот. Как бы тебе хотелось жить новую жизнь?
Эмили подумала немного.
— Счастливо.
— Слушай, не хочу сказать ничего обидного, но твой мозг не знает, что такое «счастливо». Он знает только конкретные вещи. И умеет диктовать тебе только конкретные действия.
— Ну, Скотт, я же не шимпанзе! — обиделась Эмили. — У меня есть абстрактное мышление…
— Это одна из иллюзий. На самом деле твой мозг просто выводит какие-то общие понятия из конкретного опыта и…
— У тебя степень магистра психологии?
— Нет, но я много читал и много думал, так что пользуйся опытом и не задавай лишних вопросов.
У Скотта загорелись глаза. Это — вдохновение. Эмили видела такое выражение, когда он кроил то, что ему искренне нравилось, или рассуждал на животрепещущие темы. Видимо, понятие «новая жизнь» для него самого сейчас очень важно.
Эмили на секунду выпала из разговора. Ее завел в тупик простой вопрос, который она как-то не привыкла себе задавать: а что она вообще знает о своем друге Скотте Тейлоре?
Чем он живет? Да, она знает — он живет модой, красотой, обожает шить.
С кем он живет? Он ничего об этом не говорил.
Доволен ли он тем, как живет? Тоже неясно.
Хочет ли сам начать новую жизнь?
— Скотт, может, обойдемся без абстракций и ты просто поделишься опытом? — осторожно спросила Эмили.
Этот вопрос ввел самого Скотта в ступор.
— Что ты такое придумываешь? — проворчал он.
— Я не придумываю, я прошу.
Скотт надолго замолчал. Положил себе меда в чашку. Принялся старательно его размешивать.
— Ну хорошо. Если ты хочешь устроить вечер откровенных разговоров… Я тебе расскажу, как это было у меня. — Скотт враз посерьезнел и даже как будто стал старше. — Когда-то… это было довольно давно, сразу говорю, мой вариант прошел проверку временем… я очень сильно любил одну женщину. Да, не удивляйся и не прячь улыбку, я знаю, что похож на гея, но я правда ее любил. Я был глупый тогда, а она — умная, опытная, старше меня. Но это к делу не относится. Так получилось, что я оказался ей сначала нужен, а потом — нет. Необходимость во мне отпала, и она дала мне это понять. Довольно грубо. Не хочу вдаваться в подробности, все это было давно и имеет мало значения сейчас…
— Но ведь она, наверное, изменила твою жизнь?
