- Родная моя, любимая моя девочка! Выходи за меня замуж! Я все ради тебя сделаю! Буду жить только ради тебя!
Мое сердце ухнуло куда-то вниз.
****
Предкам я сообщила радостную новость только через три дня. Сначала сбежала с пар, и мы с Лешей подали заявление. Дату выбрали в конце июня, между моим выпускным в колледже и приемом документов в медицинский университет. Мы с Лешей пришли к выводу, что так будет удобнее всего. Я смогу сосредоточится на поступлении, ни на что не отвлекаясь.
Леша пришел к нам вечером с бутылкой коньяка и корзинкой фруктов (мы с мамой всякие там тортики-пироженки не уважаем, это пустые калории). При виде данного набора предки сразу как-то напряглись. Чтобы чуть их умаслить я сходу вывалила новость, что после колледжа пойду учиться дальше, хочу стать хирургом. Вопреки моим надеждам и чаяниям, родители не впечатлились, лишь тревожно переглянулись. Так обычно мама смотрит на папу, когда тот нервничая, слишком много курит. Поэтому, сообщая, что влюбилась и мы с Лешей подали заявление, я слегка нервничала и речь моя оказалась, мягко говоря, скомканной.
Леша подхватил эстафету, витиевато, пространно и с глубокой уверенностью сообщив моим предкам что именно он сделает для того, чтобы я получила диплом специалиста и стала высококлассным хирургом. К моменту окончания его триумфальной речи по квартире уже плыл дух семейного скандала – ядовитый запах валерианы.
Я напряглась еще больше, ожидая неприятностей. Но папа сказал, как отрубил:
- Хорошо, женитесь. Жильем обеспечим. Но никаких детей, пока Лена не закончит университет! Потом будете плодиться и размножаться! Мы с матерью будем только рады. Иначе, ребенка будете обеспечивать сами!
Я против воли покраснела от такой отцовской прямолинейности. И тут же почувствовала себя так, словно за спиной раскрылись крылья. Рядом мелко-мелко кивал Леша.
Часть 2. Руслан
Время пролетело незаметно. Каждую свободную минуту я зубрила. Сначала были госэкзамены. Потом потихоньку стала готовиться к поступлению. Постепенно мною овладел такой мандраж, что я ныряла в зубрежку в любую свободную минуту. Дошло до абсурда.
Дело было в свадебном салоне. Консультант надела на меня платье и стала подбирать фату к нему. Смартфон я держала в руке, фотографируя каждый образ, чтобы потом сравнить и выбрать лучший. Консультанта кто-то отвлек. И я, заскучав, открыла в читалке учебник и стала повторять биологию. Я не почувствовала, как прикрепила к волосам фату вернувшийся сотрудник салона. Не сразу услышала, как зовет меня мама. Очнулась только тогда, когда бесцеремонная Светка выдернула у меня из рук смартфон.
Пятница накануне регистрации была поистине безумной. Везде нужно было успеть. Все подтвердить. Все заказы забрать. В этом безумном хороводе салфеток, шампанского, салона красоты, машин, украшений для машин и еще тысячи и одной крайне важной мелочи я забывала поесть, а все выполненные дела отмечала галочками в списке.
Ближе к вечеру Светлана предложила провести девичник. Хотя бы формальный, как она выразилась, чтобы соблюсти традицию. Но я так вымоталась за день, что только отмахнулась и посоветовала ей выспаться, чтобы завтра у невесты в дружках не оказался свеженький зомбик. Подруженька обиженно фыркнула, но согласилась. Мы простились, условившись о том, что Светка прибудет ко мне к половине девятого утра.
За семейным ужином было непривычно тихо. Лично мне кусок в горло не лез. Мама еще днем призналась, что сильно за меня переживает. Она не сказала вслух, но я чувствовала, что Леша в качестве моего мужа ей не нравится. А папа… Папа, отложив вилку в сторону и тяжело глядя мне прямо в глаза вдруг сказал:
- Дочь, я долго думал и все-таки выскажусь. Хочешь обижайся, хочешь – нет. Мне не нравится Алексей. Слишком он скользкий. И слишком хорошо знает как произвести впечатление. К тому же, шесть лет разницы для твоего возраста – это уже не мало.
Во мне все запротестовало. Я вскинулась возразить, но папа, покачав головой, продолжил:
- Лена, я хочу, чтобы ты знала: двери нашего с твоей мамой дома всегда открыты для тебя. Даже если ты беременна. Даже когда будет ребенок. Чтобы ни случилось. Не важно. Главное, чтобы ты была жива и здорова. Остальное решим. Я еще не старый и на покой мне рано. Денег заработаю на все. Просто знай: мы переживаем за тебя и любим тебя!
У меня слезы на глаза навернулись. Я вскочила и обняла их обоих на сколько хватало длины рук. Мама всхлипнула.
Сколько мы так просидели втроем – минуту или целую вечность, я не знаю. Но даже когда разошлись каждый по своим делам, я еще долго не могла успокоится. Бродила по своей небольшой комнате, перебирая различные памятные и просто дорогие сердцу безделушки.
Три шага в ширину, пять в длину. С самого детства знакомый путь. Но лучше всего меня успокаивало броуновское движение. От кровати к окну, от окна к шкафу, от шкафа снова кровати. Все самые трудные решения я принимала именно таким способом.
Стремясь унять растрепанные чувства и привести мысли в порядок я снова пустилась в путь. Окно. И стол рядом с ним. Поверхность стола, лишенная привычных учебников, тетрадок и канцелярской мелочи, была девственно чиста. Почему-то не верилось, что со следующей недели я буду зубрить уже совсем в другом месте.
Я оттолкнулась от подоконника и прошествовала к двери.
Хорошо, что родители уверены во мне и моем стремлении поступить. После идиотского случая в свадебном салоне мама всем желающим рассказывает какая я послушная и прилежная девочка. И как я готовлюсь к поступлению, не смотря на предсвадебную подготовку.
Следующая цель – шкаф в углу комнаты.
Тут я уткнулась носом в висящее на плечиках платье для завтрашнего торжества и в восхищении застыла. У платья не было какого-то одного, определенного цвета. Не белое, не розовое, не голубое, ни сиреневое, оно искрилось и переливалось миллиардами крохотных искорок. Когда я его впервые надела, то просто обомлела от увиденного. Из зеркала на меня смотрела юная воздушная феечка. В платье я влюбилась сразу и безоглядно.
Руки сами собой перебежали на фату.
Подобрать аксессуары в тон оказалось делом почти не выполнимым. Особенно туфли. Любые однотонные туфли под таким платьем смотрелись как что-то совершенно чужеродное. В итоге меня спасла крестная, привезя из соседнего крупного райцентра светло серые тканевые туфельки с легчайшим лавандовым отливом. Мы вздохнули с облегчением. А мама еще и пошутила, что крестная Люда настоящая крестная фея!
Рядом с висящим платьем на пуфе были горкой свалены чулки, подвязки, белье. Белоснежную горку венчала моя диадема.
Опустившись на пол рядом с пуфом, я взяла подвязку и растянула на пальцах. Изящная, словно тончайшее филигранное серебряное кружево, вещица стоила сумасшедших денег. Но, как и перед платьем, я не смогла устоять. Я представила, как завтра Леша будет с меня ее снимать и счастливо вздохнула, уронив подвязку обратно в кучку мелочи, лежащей на чем-то белом, как на подносе.
Следующий пункт моего движения – кровать.
И я даже сделала шаг в ту сторону. Но до меня дошло.
«Поднос».
Роль подноса играла белая Лешина рубашка в упаковке. Я схватилась за голову. Выкуп назначен на одиннадцать. Леша наверняка сегодня с друзьями прощается с холостяцкой жизнью. Значит, рубашки он не хватиться. Вернее, хватиться в последний момент. И на выкупы приедет непонятно в чем.
Я живо представила, как Осиповна, самая вредная бабка в нашем доме, говорит своим подругам, осуждающе качая головой: «Ох и зятя привела Лачиным дочка!». И поджав губы добавляет: «Шалопут, как есть! Шалопут и раздолбай.»
Осиповна, не смотря на внешнюю праведность, первая сплетница на районе. Через сутки о досадном происшествии будет знать полгорода.
Мысли заметались. Я схватилась за телефон. Но Леша трубку не взял. Впрочем, так я и предполагала.
