Редькин догнал ее и сунул в руку визитную карточку.
— Если надумаешь — позвони, — хмыкнув, сказал он.
Саша с негодованием швырнула карточку на землю. Редькин вновь ухмыльнулся.
— Тогда я сам позвоню. Вдруг надумаешь?
Он еще долго стоял, прислушиваясь к легкому цоканью каблучков.
Соня Мелихова разлила по чашкам горячий душистый напиток. Саша сделала глоток и от удовольствия причмокнула.
— Изумительно! Слушай, Сонь, давно хочу спросить, что ты кладешь в чай?
— A-а, нравится? Это мы с бабушкой летом на Алтае собирали. Моя бабушка — настоящая ведунья, кудесница, все травки знает.
Они уже больше часа сидели у Сони на кухне, и Саша во всех подробностях рассказывала про свою неудавшуюся попытку найти спонсора. Соня слушала, не перебивая, только изредка, не в силах сдержать любопытства, вставляла: “Ну, а ты что? Ну, а он что?”.
Соня Мелихова была узколицей, маленького росточка девушкой в очках. Настоящая “серенькая мышка”. Правда, в отличие от подруги, она совсем не комплексовала по поводу своей внешности и даже считала себя вполне привлекательной. У Сони всегда было хорошее настроение, и Саша очень любила ее за это.
— Ну, а он что? — в очередной раз спросила Соня.
— Он мне сунул свою визитку.
— Ну, а ты что?
— Я ее выбросила. Вот, собственно, и все.
— Ну и балда! — заключила Мелихова.
— Почему? — возмутилась Саша.
— Ты что же, думала, тебе деньги просто так дадут?
— Не дадут — и не надо. Значит, не судьба мне на конкурс поехать. Пойду в музыкальную школу работать.
— Вдвойне балда! С такими способностями! Кому же тогда ехать, если не тебе?
Соня, скрипачка, уже третий год играла вместе с Сашей, и все вокруг говорили, как ей повезло с пианисткой. Соня и сама это понимала и очень гордилась подругой.
— Что же ты предлагаешь? — спросила Александра. — Продаться за пять тысяч?
— Так ведь другого выхода нет.
— А как же Анжелика Сергеева? Она же нашла человека, который просто дал ей денег.
— Просто?! Что-то я не пойму: ты на самом деле такая наивная или притворяешься? Да Анжелика месяц у него жила, ублажала, как могла, исполняла все прихоти. Ты-то еще легко отделаешься, каких-то там три раза. Даже и думать нечего.
— Ну, может, Анжелике красавец попался, — с сомнением произнесла Саша. — А этот… Голова как репа.
— Мужчина должен быть чуть симпатичнее обезьяны, — со знанием дела заявила подруга. — Ты еще хочешь, чтобы он был не только богатый, но и красивый? И замуж взял?
— Почему бы и нет? Неплохо было бы. Представляешь, подъезжает к консерватории белый “кадиллак”, выходит из него высокий красивый “мэн” с огромным букетом орхидей. Все девчонки на него таращатся, а он направляется в мою сторону и… — Саша картинно закатила глаза и подставила губы для воображаемого поцелуя.
Подруги расхохотались.
— Тебе бы, Ерохина, любовные романы писать! — давясь от смеха, произнесла Соня. — Надо же, белый “кадиллак”! А если серьезно, то я бы на твоем месте не стала отказываться. Телефон его есть? Ах, да, ты же его выбросила…
— Он сказал, что сам позвонит. Но я не буду с ним разговаривать.
— Да ты, Сашка, подумай! Когда еще такой случай подвернется? Тебе ведь больше никто не позвонил?
— Никто.
— Правильно! Какой еще осел согласится дать пять тысяч баксов за три вшивых половых акта?
— Но-но! Я хоть и не бриллиант, но все-таки не какая-то там…
— Ну и береги себя для принца со ставкой по тринадцатому разряду.
— Может, и сберегу, — обиделась Саша. Потом, немного помолчав, добавила: — Я подумаю.
* * *
— Алло, Шурочка? Это Владимир. Ты меня еще не забыла?
Саша, измотанная после “войны” со своими учениками, дремала, раскинувшись на широкой двуспальной кровати. Телефон зазвонил, и она, полусонная, одной рукой прижимала трубку к уху, а другой терла глаза, с трудом сдерживая зевоту.
— Нет, не забыла, — ответила она и сама удивилась, как спокойно разговаривает.
— Ну, и что ты решила? — вкрадчиво спросил Володя.
— Я согласна.
— Разумная женщина! Я в вас не ошибся! — Похоже, Владимир так обрадовался, что опять перешел на “вы”.
— Когда я должна приступить к выполнению ваших… — Саша смутилась, подыскивая подходящее слово. — Ваших условий?
— Шурочка, да хоть сейчас! — с готовностью воскликнул Владимир. — Когда ты хочешь? — В голосе его слышались торжествующие ноты.
— Я вообще ничего не хочу, — резко сказала Александра.
— Ничего? А денежки?
Саша молчала.
— Ну, так как?
— Хорошо, завтра вечером. Где вы живете?
— Что ты, Шурочка! Я сама за тобой заеду! Завтра в восемь. Посигналю три раза, как тогда. До встречи, солнышко!
Саша неподвижно сидела в мягком кресле, обитом гобеленом в зеленых и желтых цветах. Запрокинув голову, она тупо смотрела в потолок. Странно, но угрызения совести ее не мучили. Чувства сожаления тоже не было. Сейчас вообще не было никаких чувств. Только пустота, бесконечная пустота. Саша никогда не думала, что расстанется со своей невинностью так просто и обыденно. Она, как все девочки, мечтала о всепоглощающей безрассудной любви к тому единственному, который существует только для нее, к человеку, которому она отдаст себя всю, до последней клеточки. А теперь она не сможет подарить своему будущему возлюбленному всю себя, ведь она продалась чужому, нелюбимому мужчине. Саша прикрыла глаза. Теперь пустота никогда не исчезнет из ее сердца, а жестокая память сохранит то, что произошло в эту теплую майскую ночь.
…Владимир заехал в восемь, как и обещал. Саша была уже готова. Поскольку она не собиралась обольщать Памирского, то не особенно наряжалась: простые белые хлопковые брюки, желтая свободная блузка и белый кардиган.
Владимир жил недалеко от метро “Багратионовская”, и, хотя ехали они недолго, дорога показалась Саше бесконечной. Она не произнесла ни слова, лишь смотрела в окно. Поначалу Владимир еще пытался развеселить ее какими-то несмешными байками и старыми анекдотами, но вскоре замолчал. Свернув на улицу Барклая, “форд” остановился возле длинного девятиэтажного панельного дома.
Они зашли в лифт, Владимир нажал кнопку седьмого этажа и, затолкав Сашу в угол, попытался поцеловать, но она резко отпихнула его.
Квартира у “спонсора” оказалась большой. Пока Владимир на кухне готовил кофе Александра прошлась по комнатам. Хотя за окном было еще светло, в гостиной царил полумрак из-за темно-бордовых с золотом обоев, тяжелых бархатных гардин сочного вишневого цвета и ковра, выдержанного в тех же тонах. Массивная мебель оббита темно-коричневым велюром. Возле стены — электрический камин. “Будто нарисованный очаг у папы Карло”, — с неприязнью подумала Саша. На стене висят два больших зеркала и бра в виде канделябра с лампочками-свечами.
