— Первыми добираются до клиентов? — Я пожимаю плечами. — Или занимаются продвижением.
— Почти. — Дмитрий открывает вкладку браузера, снимает очки и кладет их в сторону. — Пытаются отобрать нашу долю иностранного рынка.
Следом на экране появляется письмо от японцев, с которыми мы как раз сегодня назначили встречу, что, дескать, они сожалеют, но в услугах больше не нуждаются.
— Ну, это плохие новости, — говорю я, а сама пытаюсь выпрямиться, но Дмитрий хватает меня за руку и рывком притягивает ближе.
— Это охеренно плохие новости, — шипит он, сверкнув серыми глазами. — И если ты, как Байков, который целыми днями выбирает кроссовки, или как Грибкова, раскладывающая пасьянс вместо работы, не будешь вкладываться в будущее компании, оно может и не наступить.
Боже, зачем так драматично? Да и с какой стати он отчитывает меня? Я не припомню, когда раньше его не устраивала моя работа. Ну да, мы не самая передовая контора в городе, и сотрудники этим пользуются. Взять хотя бы меня. Но об этом примере Воронцову лучше не знать.
— Абсолютно с вами согласна, Дмитрий. Моя рука…
Он все еще держит меня за запястье, да так крепко, что вот-вот перекроет кровоток. Однако я почти уверена, что он не отдает себе в этом отчета. Его взгляд падает на наши руки. Я затаиваю дыхание, он замирает. Понятия не имею, сколько проходит времени, возможно, пара секунд, но мне кажется, что пролетают тысячелетия, пока мы стоим, не двигаясь и не произнося ни звука, в плену собственных фантазий и вопросов.
— Я… — наконец отмирает Воронцов, встряхнув головой, — иди домой, я сам закончу работу. — Его рука разжимается, и я оказываюсь на свободе, но вместе с тем ощущаю некоторую пустоту.
В груди становится неспокойно. Я поднимаю взгляд на босса и шепчу:
— Домой? Но как же сортировка клиентов?..
— Домой, — хриплым голосом повторяет Дмитрий, отходя от меня, будто я могу причинить ему вред. — Пока я не сделал того, о чем пожалею.
Не рискнув спросить, о чем же такой человек, как он, боится пожалеть, я семеню в сторону выхода. Нужно поскорее вырваться отсюда. Что между нами только что случилось? Это электричество потрескивало в воздухе? Это в его глазах полыхнуло… желание? Все мое тело сейчас взорвется от переизбытка эмоций, от возмущения, страха, а еще от невероятного…
Я так и не успеваю дойти до двери.
Мое запястье вновь оказывается в плену его пальцев.
Воронцов притягивает меня обратно, прижимает к стеклянной стене, и уже в следующий миг на мои губы обрушиваются чужие — мягкие и теплые. О боже мой!.. Мысли разлетаются стаей птиц, сердце сжимается от горячего, не знакомого мне чувства. Поборов первоначальный шок, я думаю, что мне делать, но в тот же миг мужчина отстраняется.
Наше тяжелое дыхание смешивается, носы почти соприкасаются. Дмитрий не только заявляет права на мое личное пространство, но и не собирается спрашивать разрешения.
Я прикусываю слегка распухшую нижнюю губу.
— Я… — шепчет босс. — Прости. Мне не стоило этого делать.
Но я не согласна. Нерешительно подавшись вперед, возобновляю поцелуй, и на этот раз Дмитрий дает волю рукам. Одной он касается моей талии, постепенно смещаясь в сторону груди, а другую кладет мне на задницу. Я же запускаю пальцы ему в волосы, слегка их оттягивая.
Наши языки пляшут в страстном танце, и я не могу поверить, что все эти годы гордилась тем, что не имела никакой интрижки с этим потрясающим мужчиной.
Не знаю как, но мы перемещаемся обратно к столу, и легким движением босс сажает меня поверх разбросанных по поверхности документов. Скотч падает на пол. За ним следом пикируют несколько папок и карандашей… Дмитрий склоняется ко мне еще ниже, покрывая чувственными поцелуями мою шею, ключицу, а я откидываюсь назад и смотрю в потолок, теряясь в собственных страхах и непристойных мыслях. Крепче впиваюсь пальцами в плечи начальника, и сорвавшийся с его губ стон отзывается во всем моем теле жаркой лавиной, из-за чего я улыбаюсь и еще настойчивее выгибаюсь ему навстречу.
Воронцов вновь разрывает наш поцелуй. Отстраняется и смотрит на меня, издевательски медленно прокатываясь ладонью вдоль моей шеи, тяжело вздымающейся груди…
— Я столько раз воображала эту сцену, — признаюсь я. — Боже, Дмитрий, ты бы знал…
— Могу представить, — мягко улыбается он и отводит прядь волос с моего лица.
Этот жест гораздо более интимный, чем поцелуи, и что-то отчаянно щемит у меня в сердце. Откуда нежность в такой хладнокровной машине?
Рука Дмитрия опускается на мое бедро, приподнимает низ моей юбки, и я в предвкушении замираю, не решаясь даже вдохнуть. Его ладонь неторопливо скользит по моим черным капроновым колготкам. Ее тепло обжигает кожу, и я приоткрываю рот, когда пальцы босса оказываются в опасной близости к моей точке наслаждения. Растерянная и возбужденная, я гляжу мужчине прямо в глаза и молюсь, чтобы он не останавливался. Не сейчас. Никогда. Пожалуйста, пусть он прекратит пытку и позволит мне на мгновение почувствовать себя особенной, красивой, желанной! Я невольно сжимаю его плечи все крепче, и когда его рука накрывает мой клитор, даже в колготках, даже в идиотском белье, которое я, разумеется, подобрала не по случаю, я ощущаю разряд тока, пронзивший все мое тело, и со стоном откидываю назад голову, ошеломленная происходящим.
— Смирнова, — шепчет мне Воронцов на ухо, продолжая двигать ладонью в ритм движениям моих бедер. Одна секунда, и мои колготки оказываются на полу. Следующий миг — и его ладонь скользит под трусики. — Вот черт, — еле слышно рычит босс, почувствовав, какая я мокрая, и его губы накрывают мои в тот же момент, когда пальцы проникают внутрь меня.
Я всхлипываю от удовольствия и подвигаюсь к начальнику еще ближе, так близко, что почти упираюсь в его бедра. Дмитрий рывком дергает ремень на своих брюках, а затем расстегивает ширинку.
Опьяневшая от наслаждения, я смело расставляю ноги, а Воронцов хищно улыбается, прожигая меня своими блестящими глазами.
Я со стоном притягиваю мужчину к себе, впившись в его губы поцелуем, и мы уже готовы перейти к более интересной части “совещания”, как вдруг дверца его кабинета распахивается, и на пороге оказывает уборщица.
— Дмитрий… — начинает она, а затем тише добавляет: — Михайлович…
Мы с Воронцовым одновременно оборачиваемся и застываем в комичной позе. Его ладонь под моей задранной юбкой. Мои пальцы в его волосах, а ноги сцеплены в крест на его заднице. Раскрасневшиеся, возбужденные — мы пялимся на бедную уборщицу, которая и сама, наверное, не понимает, как умудрилась пройти в затемненный кабинет, не постучавшись, и молчим.
В конце концов женщина испуганно кивает и выстреливает:
— Все поняла! Ухожу! — Она кланяется и робко пятится назад. — Прошу прощения, все никак не могу запомнить, что нельзя проходить, если стекла кабинета затемненные. Простите, Бога ради! Простите!
Уборщица уходит, а я осознаю, что угодила в просто дичайшую ситуацию.
“В кабинет нельзя проходить, если стекла затемнены”.
Господи, ну что же я за идиотка! И сколько раз в неделю Воронцов вместе с безмозглыми красотками уединяется на этом же столе? На этом чертовом диване? Скольким идиоткам он покрывал шею поцелуями?
Скольких крепко обнимал?..
Жуткая обида сдавливает легкие. Я ощущаю невероятный стыд, порывисто спрыгиваю со стола и подбираю колготки.
— Алиса.
Но мне нечего сказать. Дмитрий тянет ко мне руку, а я отпрыгиваю от нее, как от огромного паука, и перекручиваю юбку. Пытаюсь привести прическу в порядок.
— Подожди! — уставшим голосом просит он, но я уже бегу к выходу. — Я не хотел, чтобы…
— Ничего не было, — на пороге шепчу я и оборачиваюсь. Мне хочется плакать. Хочется разрыдаться, накричать на себя, ведь на секунду я стала героиней своего романа и представила, что такой мужчина, как Дмитрий Воронцов, проявил ко мне искренний интерес. — Ничего не было, — повторяю я, когда босс делает ко мне шаг навстречу. — До завтра, Дмитрий Михайлович.
