— Значит, вы оставили свой магазин запертым на замок, мадемуазель? — Голос Эжена уже несколько утратил свою резкость, но тон все равно оставался неприязненным.
— Нет. За ним присматривает моя подруга, с которой мы учились в школе. У нас с ней общие интересы, и я совершенно спокойно оставляю ее вместо себя. Правда, на сей раз мое отсутствие слишком уж затянулось. Когда отец заболел, мне приходилось постоянно быть при нем. Да и теперь… — Она замолчала.
Они въехали в зону дождя. Сначала по лобовому стеклу ударили первые капли, потом полились тяжелые струи воды. Кристину подавляло сознание того, что она заперта в тесном пространстве мчащейся сквозь мглу машины вместе с мрачным незнакомцем, который по какой-то причине относится к ней с неприязнью, хотя совершенно ее не знает. Она почти осязала исходящие от него флюиды недоброжелательства и надеялась, что ей не придется часто видеться с ним в дни пребывания в замке. Она чувствовала себя усталой, подавленной и одинокой.
— Долго ли нам еще ехать, месье?
Она опять ощутила потребность прервать тягостное молчание и в ответ снова услышала все тот же саркастический тон.
— Очень долго. Наши владения находятся в департаменте Эвр, это почти самый север страны.
Кристина вспыхнула и решила с этого момента более не предпринимать попыток разговорить его. Если он не хочет общаться с ней, то почему она должна проявлять инициативу? Девушка сидела, сложив руки на коленях. Больше она не произнесет ни слова — решено! Лучше уж погрузиться в собственные грустные мысли, чем подвергаться насмешкам с его стороны. Невоспитанный дикарь!
Но, что-то, все же не позволяло считать Эжена де Фурнье совсем уж неотесанным дикарем. Во всем его облике чувствовалась удивительная элегантность. Тем не менее, его мрачный и ядовитый тон и плохо скрываемое презрение к приезжей заставляли Кристину считать его человеком, который скажет все, что ему заблагорассудится. Кристина подозревала, что при любых обстоятельствах он поступит так, как ему угодно, не считаясь с чувствами окружающих.
Уже почти стемнело, когда Эжен съехал с автострады. Кристина чувствовала себя разбитой, хотелось пить, и как ни странно, у нее пробудился аппетит. Она так нервничала перед отлетом из дома, что ничего не могла есть, и решила перекусить по прибытии в Париж. Но времени на это не нашлось. Да, собственно, ей и не хотелось. А теперь она бы с удовольствием что-нибудь съела.
Дорога пошла в гору. Они, ехали посреди широких полей. Вдали, стал виден черный силуэт замка на фоне темно-синего неба. Было еще вполне светло, чтобы рассмотреть его с близкого расстояния. Серые стены, высокие узкие стрельчатые окна, башни под острой черепичной крышей. За громадой замка потемневшие деревья мотались из стороны в сторону: под нарастающими ударами штормового ветра. По небу неслись черные тучи, опускаясь все ниже и ниже, и Кристина содрогнулась от мысли, что это, без всяких сомнений, то самое место, где ей предстоит провести четыре долгие недели.
Итак, через несколько минут она увидит загадочную женщину, о которой ничего не знала в течение всей жизни. Отца Кристины и эту женщину соединяли узы, которые оставались тайной для всех окружающих в течение долгих двадцати лет.
— С прибытием, мадемуазель.
При звуке голоса Эжена де Фурнье девушка едва не подпрыгнула на сиденье. До ее сознания дошло, наконец, что машина остановилась перед входом в замок. Кристина посмотрела вверх на широкую каменную лестницу с пологими ступенями, ведущую к огромным воротам, которые, казалось, скрывают за собой жилище сказочного злодея. Она почему-то подумала, что не встретит здесь сердечного гостеприимства. Мадам де Фурнье тоже лишь исполняет свой долг. Хотя бы это объединяет их с матерью Эжена, но с ним самим у Кристины нет и, не может быть ничего общего.
Что-то заставило ее взглянуть на сидящего рядом с ней мужчину, иона обнаружила, что Эжен тоже пристально смотрит на нее, положив руку на спинку сиденья.
— Месяц — не столь малый отрезок времени, мадемуазель Лестер, — спокойно заметил он. — Вы будете скучать, а я подозреваю, что вы к этому не привыкли. Здесь очень мало развлечений, особенно такого рода, каким вы предавались в Лондоне. Теперь вы понимаете, к чему привело вас данное под влиянием минуты обещание?
— Я это пообещала не под влиянием минуты. — Кристина была взволнована, встревожена, но ее синие глаза выдержали его взгляд. — Да, я выполняю просьбу отца без особой радости. Но я любила своего отца, и мой долг — исполнить его последнюю волю, что бы ни случилось.
Эжен еще некоторое время смотрел на нее, не отрывая взгляда от бледного лица, затем кивнул, отвернулся, вышел из машины.
— Одну минуту, мадемуазель. — Обойдя автомобиль, он помог Кристине выйти. Прикосновение его сильной руки к локтю почему-то взволновало ее. — Пожалуйста, проходите, мадемуазель.
На этот раз, издевка в его голосе соседствовала с желанием позабавиться. Губы его сложились в язвительную усмешку.
— Несмотря на суровый средневековый вид, наш замок — вполне комфортабельное жилище, — продолжал Эжен. — Мы с вами пройдем во внутренние покои, где вы сможете увидеться с Дианой.
— Диана? Вы называете свою мать по имени?
— Моя мать считает, что почтительное обращение лишний раз подчеркивает то, что она уже немолода.
Кристина набрала побольше воздуха в легкие и стала подниматься по ступеням к тяжелой двери. Эжен, шел впереди. Он распахнул дверь перед ней, и Кристина вступила в полосу света. Она услышала, как огромная створка захлопнулась с тяжелым, неприятным звуком. В этот момент девушка вдруг почувствовала, как будто вся ее прошлая жизнь невозвратимо отрезана. В голове засела смутная, пугающая мысль, будто ее захотят заставить жить по-новому, а былому суждено стать лишь призрачными воспоминаниями.
Холл был выложен большими каменными плитами. Посредине лежал неимоверного размера ковер работы мастеров Обюссона. Панели черного дерева, по-видимому старинные, украшали стены, причем ни разу ни на одной не повторялся рисунок тонкой резьбы.
Боковая дверь открылась, и высокая, стройная женщина, одетая с парижским лоском, вышла навстречу Кристине. Нельзя сказать, что Диана де Фурнье была красавицей, но ее определенно можно было назвать женщиной весьма привлекательной. Кристина представляла ее себе, правда, несколько иной. Сначала она совершенно не могла понять, что нашел в этой женщине отец, однако в ее облике, несомненно, было что-то необычное.
То ли выражение глаз, то ли приветливая улыбка, то ли смущение, отразившееся на лице женщины, — точно сказать почему-то Кристина не могла, но она почувствовала себя более свободно под взглядом темных, теплых глаз хозяйки замка. Если бы еще не присутствие непредсказуемого Эжена, стоявшего рядом!
