себя задирой.
Обхватив голову руками, Росс застонал.
– Я удивлен, что твой брат не заключил со мной контракт после того, как узнал мою личность, – сказал он.
Кармел коснулась его плеча.
– Не нужно так переживать, – сказала она, – ведь это я приставала к тебе.
Да, она была немного моложе его и безнадежно неопытна, но в ту ночь она хотела потерять девственность. И это было потрясающе, так что она ни о чем не жалела.
– Все, что я могу вспомнить, – это то, что я хотел тебя больше, чем кого‑либо в своей жизни. Черт возьми, Кармел, я прижал тебя к дереву в твой первый раз. Без использования защиты и не узнав, сколько тебе лет. Мне противно даже думать об этом.
– Ты дважды спрашивал меня о моем возрасте, и оба раза я солгала, – ответила она, ее сердце странно застучало от его заявления. «Я хотел тебя больше, чем кого‑либо в своей жизни»… Значит, она была для него особенной. Приятно знать, что тот случай для него тоже что‑то значил. – Ты сделал все, разве только не спросил удостоверение личности, – продолжила она. – Но поскольку у меня была с собой очень хорошая подделка, этот вопрос тебя бы тоже не спас.
– Если я спросил тебя дважды, я, должно быть, заподозрил, что ты врешь, – сказал он. – Разве ты не видишь, насколько это неправильно?
– Нет, не вижу. – Она встала и прошлась по комнате, внезапно почувствовав необходимость двигаться, чтобы не дать волю накатывающим чувствам. Не имело значения, было ли их влечение все еще сильным, потакать ему снова было нельзя. Не сейчас, когда их сын окажется в центре событий. Она поняла, что зря начала разговор о той ночи. – Но в любом случае мы уходим от сути. Мне не нужны твои деньги.
– Что? Это нелепо. Напротив, мы только что установили, сколько я тебе должен, – сказал он. – Не только из‑за ребенка, но и из‑за того, что я сделал с тобой той ночью.
«Ребенок? Почему он не может произнести имя нашего сына?»
– Справедливости ради, мы не установили ничего подобного, – произнесла Кармел. – Мы выяснили, что у тебя комплекс белого рыцаря почти так же сильно развит, как у моего брата. И ты думаешь, что можешь избавиться от своих отцовских обязанностей перед Маком, поместив их в аккуратную маленькую ячейку под названием «оплаченные расходы». Ну, я говорю тебе, так не выйдет.
– Что, черт возьми, это вообще значит?! Я отец мальчика. У меня есть ответственность перед ним. И перед тобой за то, что я отнял у тебя в ту ночь.
– Я тебе уже сказала, ты не взял у меня ничего такого, чего я не хотела бы дать. И взамен ты дал мне самое ценное в моей жизни, так что можешь считать, что мы в расчете. Если ты не хочешь общаться с Маком, я, конечно, не буду принуждать тебя к этому. Ни мне, ни Маку не нужен отец, не желающий встреч с ребенком.
Кармел знала, на что это похоже, потому что ее собственная мать была холодна с ней, Имельдой и даже Коном. Ее равнодушие оставило глубокий след в душах детей. Кон закрылся от эмоций, Имельда потерялась в своем собственном мире фантазий. А Мел стала дикой, трудной и безнадежно склонной к саморазрушению. Потому что глубоко в ее подсознании была уверенность, что с ней, должно быть, было что‑то ужасно неправильное, если ее собственная мать не могла любить ее. Конечно, родив своих детей, она стала более ясно понимать, что именно депрессия ее матери так ранила ее. И она не хотела, чтобы Мак прошел через это со своим отцом…
– Тогда о чем мы вообще спорим? – раздраженно спросил Росс.
– Объясняю. Если ты не готов быть отцом Кормаку, ты можешь уйти сейчас и никогда больше не видеть нас и не разговаривать ни с ним, ни со мной. Но если ты это сделаешь, я не позволю тебе давать ему деньги. Ни на содержание, ни в целевой фонд, ни в качестве пособия. Маку нужен папа, а не твои миллионы.
Россу пришлось стиснуть зубы, чтобы не закричать, он был так расстроен и откровенно взбешен, что не удивился бы, если бы из его ушей действительно пошел пар. Боже милостивый, Кармел была самой неисправимой, несговорчивой и упрямой женщиной, которую он когда‑либо встречал. Но прямо сейчас единственное, что он хотел бы сделать, так это поцеловать эти упрямые надутые губки… Отлично, он действительно сходил с ума. Он повернулся к ней спиной и пересек комнату, чтобы посмотреть в окно. Волны разбивались о скалы под ними, вторя его неспокойному настроению. Потрясающе, даже этот чертов пейзаж теперь издевается над ним.
Росс провел пальцами по волосам, пытаясь успокоить дыхание. При таком раскладе ему повезет, если он не поседеет к концу сегодняшнего дня. Кармел загнала его в тупик. Даже если она еще этого не знала.
Потому что, черт возьми, он не мог просто уйти! Не с его гипертрофированным чувством чести. Не после всего, что произошло четыре года назад, – и его проклятой роли в этом. Потому что это действительно сделало бы его таким же монстром, как его отец. Четыре года назад он лишил Кармел О’Риордан невинности. Чтобы усугубить свое преступление, он затем ужасно обошелся с ней, послав то злобное сообщение.
И еще нужно было подумать о мальчике. Беспомощный, невинный ребенок не выбирал эту ситуацию. Единственно приемлемый способ для Росса заключался в том, чтобы обеспечить мальчику – своему сыну – всю поддержку, в которой тот когда‑либо мог нуждаться. По крайней мере, в финансовом плане.
Так как же Росс убедит мать своего сына, что не способен быть отцом, что сыну будет намного лучше без него? Росс полагал, что сможет объяснить правду о своем безрадостном детстве. Но он уже достаточно унизил себя за один день тем, что был вынужден поделиться секретами. И он подозревал, что, даже если скажет ей правду о своем воспитании и о том, насколько неподходящим оно сделало Росса для роли отца, этого будет недостаточно. Потому что Кармел О’Риордан оказалась такой же упрямой, как правый хук ее брата. К тому же он не хотел тревожить воспоминания.
Росс выдохнул, изо всех сил пытаясь успокоить своенравные эмоции, бушующие в его животе, и найти выход из тупика. Его взгляд сфокусировался на ритме прибоя, где волны разбивались о скалы внизу, а затем отступали вниз по пляжу маленькой бухты. Весеннее солнце отражалось от воды, зеленая Ирландия покрывала скалы и сады замка
