свело лопатки.
— Я не была в «Чешире», мы с Уиллом забирали у твоей мамы одеяло, которое она сшила для нас. Так что я ничего не поняла. Думала, может, ты выпил, или написал кто-то другой, или что-то еще…
— Хотел бы я, чтоб так было, — пробормотал он, наконец-то приходя к очевидному выводу.
Он месяцами сопоставлял тонкие черточки различий между сестрами, но видимо, бессознательно, а теперь все сделалось яснее… жаль, что не прошлой ночью.
Заметной разницей были очки, но сегодня Холли их не надела, и все равно ее не принять за Ханну. Небольшая разница в цвете глаз, у обеих карие, но в радужке Холли — золотые искорки. Особенно когда злится. Вот как сегодня утром… и когда он принял ее за Ханну. Но он обращался к ней, как к Ханне, а она не поправила его. Зачем Холли притворяться близняшкой?
— Можешь приподнять одну бровь? — выпалил он, припомнив милый момент в «Чешире». Ханна пошевелила бровями, в тщетной попытке приподнять повыше одну.
— Нет, никогда не могла, это Холли делает так запросто.
«Черт, черт… Он ведь слегка заколебался, подходя к „Ханне" прошлой ночью… Нужно было прислушаться к собственному чутью».
— Ты что, принял Холли за меня? — Ханна ослепительно улыбнулась, явно наслаждаясь ситуацией.
Он почесал бровь:
— Похоже, так.
— Сбили тебя с толку, друг? Ну просто интересно: что ты сказал Холли о Холли?
— Я ничего не сказал прямо, но, боюсь, она неправильно восприняла мои слова.
Ханна еще раз взглянула на экран телефона:
— Ну хорошо, что она тебе нравится.
— Конечно, она мне нравится. Но ей, похоже, не нравлюсь я. Я брякнул, что она не может найти себе пару, потому что слишком много работает.
Ханна нарочито вздохнула. Глядя на нее, светлую блондинку, стало заметно, что волосы Холли темнее, медового оттенка. Как он мог не заметить? Затем его смущение сменилось на злость.
— Вам двоим что — нравится дурить людей? Помню, и Уилл что-то такое рассказывал… — Он сдернул пиджак со спинки стула, сгреб в ладонь свой дневник.
— Не повышай голоса на мою жену! — Уилл с порога хмуро взглянул на Гэвина.
Ханна подтолкнула мужа:
— Ерунда, он злится на себя. — Затем она обратилась к Гэвину: — Поговори с ней, вам обоим нужно объясниться… — Ханна улыбалась, уводя мужа со свирепым выражением лица.
Выйдя на улицу, Гэвин достал телефон и снова набрал сообщение, на этот раз Холли: «Нам нужно поговорить». Он не ожидал ответа, не ждал одобрения, просто сел в свой автомобиль и помчался к ее квартире. «Готова ты говорить, Холли Бэнкс, или нет, но я еду».
Холли припарковалась перед своей половиной арендованного дуплекса, поздний обед, взятый навынос, лежал на пассажирском сиденье. День выдался напряженный. После того как она ушла из студии, она бегала по поручениям и отвечала на телефонные звонки, и слова Гэвина прошлой ночью — а также попытка отказаться от них с утра — маячили где-то на задворках сознания.
После вечеринки Холли пришла домой, вытащила заколки из тщательно уложенной прически, смыла макияж и повесила нарядное платье в шкаф. Переоделась в серые шорты и футболку и достала блокнот. Схватила толстый черный маркер и жирно зачеркнула имя Гэвина.
Хотя… на него она злилась меньше, чем на себя. Впрочем, утром и злость на себя слегка отпустила. Ясно, что за два часа в галдеже вечеринки она слишком выдохлась, чтобы быть остроумной. И она не собиралась вести себя вежливо, когда он сказал определенно неприятную вещь.
Итак, она безуспешно пыталась открыть входную дверь и удержать в руках пакет с обедом, большой стакан чая со льдом и рабочий портфель, когда на подъездную дорожку въехал большой автомобиль. Из него вышел Гэвин. Длинный, худой, выглядящий на миллион: в дорогом костюме, ярко-синем галстуке, волосы идеально уложены, стильные туфли блестят. Было бы легче дуться на него, не будь он настолько красив. Забрал у нее ключи, открыл дверь, пропустил Холли вперед и прошел за ней в квартиру, прежде чем она успела его пригласить.
— Не зайдешь ли? — пробормотала она, складывая все из рук на кухонный стол.
Он бросил ключи ей в сумочку, а затем встал, скрестил руки на груди и уставился на нее.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она, не дождавшись от него слов.
— Я написал тебе.
Ага, она временно заблокировала его номер, чтобы не общаться с ним сегодня. Детская реакция, но он вызывал беспокойство.
— О чем? — спросила она, одновременно доставая из пакета контейнеры.
— Нам нужно поговорить.
Его тон был властным и серьезным.
— Не о чем говорить, я собираюсь пообедать, а ты можешь выйти.
Злиться на него было проще, чем общаться с ним. Она сняла крышку с контейнера и достала пару деревянных палочек.
— Это ты была в «Чешире». И позволила мне думать, что ты Ханна.
— Да.
Холли замолчала с куском сырого тунца у рта.
— Поучительно. — Он наклонился над ней, опершись на кухонный стол, хорошо выглядящий, но пахнущий еще лучше. Заставляющий желать большего, чем суши.
— Как ты поняла мои слова?
Ха, что за адвокатский вопрос…
— Я знаю, что я услышала, — она скрестила руки на груди, — что я не могу назначить свидание, это ты сказал.
— Я не считаю, что не можешь.
— Ты меня застал, когда я вымоталась от общения. Ты сказал, что я все время работаю.
Ее голос дрогнул, горло перехватило. Не хотелось оправдываться, но было грустно, что парень, который ей нравился, такого мнения. Гэвин отставил стул и придвинулся ближе. Она взглянула в его бездонные серо-голубые глаза и представила другое развитие событий… где они не спорят о том, насколько она трудоголик… где она пробует его губы на вкус, о чем мечтала весь последний год. Ну, черт возьми, почему она не поправила его там, на вечеринке?! Он был мил и вежлив, и она не услышала бы его непрошеного мнения.
— Я хвалил твою трудоспособность, — сказал он, — предполагал, что ты заслужила и немного свободного времени, а не обвинял тебя, что ты не умеешь веселиться.
Хорошо. Мило. Но…
— Знаешь ли, ты не сыпал комплиментами. — Она сделала большой глоток чая и чуть не поперхнулась, услышав:
— Ты хочешь комплиментов? Ну, по правде, не понимаю, почему ты не бегаешь на свидания. Посмотри на себя. Ты великолепна. Умна. Весела. Неповторима.
— Настолько неповторима, что ты принял меня за Ханну? — отрезала она.
Он широко улыбнулся, его глаза блестели, и она вдруг пожалела, что вычеркнула его имя в списке черным маркером. Но
