— Мне кажется, что я должен найти тебе работу, — продолжал он, очевидно не замечая ее возбуждения. — Я тот, кто способствовал твоему увольнению, даже если ты и должна была расстаться со своей работой намного раньше.
— И где я, по-твоему, должна была работать? — Люси рассердилась. Никто не имел права вторгаться в ее личную жизнь. — В городе не так много рабочих мест для официанток!
— А ты не можешь делать что-нибудь еще?
Ее раздражение прошло, уступив место чувству безысходности. Она закончила только среднюю школу и считала, что большего ей никогда не потребуется. В голову никогда не приходила мысль о необходимости получения образования для более сложной работы. Ее счастье заключалось в исполнении обязанностей жены и матери. А в настоящее время ее вполне устраивала работа официантки.
— Моя должность давала мне все, что нужно, пока меня не лишили ее!
— Ну, хорошо, и как же ты прежде жила! Чем же ты занималась?
— Я была домохозяйкой!
Она заметила выражение крайнего удивления на лице Стенли и поняла, что не должна быть слишком откровенной с незнакомцем.
— Извини меня. С тех пор как Том был убит, я… — Люси судорожно вздохнула. Она не привыкла говорить вслух о Томе, и комок в горле заставил ее замолчать. Ей казалось, что она уже примирилась с преждевременной смертью мужа. Но, очевидно, это было не так.
— Том Кабен был твоим мужем?!
— Да. Томас Кабен. Он работал мясником в местном бакалейно-гастрономическом магазине. Его поймали на краже крупного рогатого скота на одной из близлежащих ферм и убили в перестрелке.
Мужчина внимательно смотрел на нее, сосредоточенно сжав губы. Лицо его стало бледным, глаза сузились до узких щелочек.
— Это не очень интересная история, — заметила женщина. — Я была опустошена, поскольку несчастье застало меня врасплох. Мне не приходило в голову, что Том связан с воровской шайкой. Долгое время после этого я не могла прийти в себя.
— У тебя нет родни, которая могла бы позаботиться о тебе?
— Я сирота. А родители Тома давно умерли. И вот мы остались одни с дочкой и живем сейчас только вдвоем. Скудные сбережения позволили нам продержаться несколько месяцев. Когда я пришла в себя, то поняла, что должна найти себе работу. Бенни — единственный человек, который нанял меня, не спрашивая, что я умею делать. Кажется, он пошел на это потому, что рассчитывал заманить меня в свою постель. Ему и в голову не приходило, что я так долго смогу противиться его ухаживаниям или даже полностью отвергну их. — Она презрительно скривила губы. — Теперь понятно — он в конце концов потерял бы терпение и выгнал меня.
Стенли утвердительно хмыкнул.
— Но ты согласна на работу, которую я предлагаю тебе или нет?
Никакого выбора у Люси не было. Ей предстояло либо согласиться на предложение Стенли, либо умереть с голоду. Но ей не нравилась подобная альтернатива. Этот мужчина заставлял ее нервничать, чувствовать то, чему она должна противиться.
Тем не менее ей пришлось сказать:
— Я соглашусь на эту работу. — А потом добавила: — Только с одним условием: до тех пор пока не заживет моя рука и я не смогу решить, что мне делать дальше!
Или до того дня, когда станет небезопасным оставаться с этим одиноким волком, в чьем логове она оказалась со своим детенышем, подумала Люси.
Он убил ее мужа!
Стенли жалел, что не спросил фамилию Люси раньше. Теперь он был потрясен, что ее мужем оказался Томас Кабен. В течение нескольких месяцев он выслеживал банду похитителей крупного рогатого скота и наконец захватил ее на месте преступления. Его вынудили вступить в перестрелку. Он выполнял свою работу с беспощадной неумолимостью, которую требовали от него закон и профессия. И Томас Кабен умер!
Его специальность — охрана от воровства огромных стад скота — не была известна широкому кругу лиц. Стенли было нужно, чтобы сохранялась секретность его действий. Так продолжалось и до сего дня. Это помогало ему проникать в странствующие банды похитителей скота, которые, как чумная язва, охватили безбрежные просторы штата Техас. Полицейские власти оказывали содействие работе Миллера, и его имя не попадало в местную прессу.
Стенли понимал, что должен немедленно признаться Люси в убийстве ее мужа, дать ей возможность излить на него свой гнев и ненависть. Но ей некуда было идти, а он боялся, что женщина не останется у него, если узнает правду. До того момента, пока она не поправится, он мог, по крайней мере, предоставить жилье и еду. Она и ребенок нуждались в нем. Стенли был у них в долгу, поскольку ведь это он разрушил семью, лишил их мужа и отца. К несчастью, Том Кабен оказался преступником.
И все же сейчас он внутренне противился тому, что женщина с ребенком нарушили его уединение.
В свои тридцать три года он жил один в пятикомнатном доме, который строил собственными руками в течение десяти лет. У него была тяжелая, нервная работа. Много зимних ночей провел он, глядя на пляшущие языки пламени в камине, приходя в себя после очередной сокрушительной облавы, и ничто не нарушало его покоя, кроме шуршания ветра в ветвях деревьев или стука дождя по железной крыше дома.
Когда ему нужна была женщина, он отыскивал такую, которой так же, как и ему, требовалось простое физиологическое удовлетворение. Позднее он пришел к заключению, что подобного рода связи не влекут за собой риска их продолжения. Его уединение стало полным.
До тех пор, пока в его жизнь не вторглась эта рыжеволосая женщина со своей кудрявой малышкой.
Его внимание привлек ребенок, который неожиданно проснулся и сел на кровати.
— Мама!
— Не бойся, дорогая! Я здесь с тобой! — сказала Люси, протягивая к ней здоровую руку.
Маленькая девочка так стремительно бросилась к матери, словно за нею гналась стая разъяренных волков. Она смело уставилась на Стенли коричневыми как изюм глазами.
— Я хочу домой!
— Знаю, милая, — ответила Люси, отбрасывая в сторону светло-рыжие локоны, падавшие на лоб дочери. — Я тоже хочу, но мы пока не можем это сделать.
Маленькая девочка даже подпрыгнула от удивления.
— А почему?
— Потому, что у твоей мамы сломана рука. Ей нужно отдохнуть и поправиться, — вставил Стенли.
— Что значит «понравиться»? — спросила девочка, и ниточки ее бровей вскинулись кверху.
— Стать здоровой, это и значит поправиться, а не понравиться, — пояснил Стенли, забавляясь способностью ребенка смешно коверкать слова взрослых.
Глаза малышки расширились, и ее взгляд скользнул по гипсу, закрывавшему руку матери. Она наклонилась вперед и осторожно дотронулась до него.
